Пауза в разговоре затягивалась.

– Сколько ему лет?

Отвечать на этот вопрос мне категорически не хотелось.

– Он старше меня.

– Дияра! – ахнула она. – Ты не можешь быть так наивна, чтобы полагать, что мужчина намного старше тебя будет встречаться с девушкой… без близости!

Я так стиснула руку пальцами, что под ними кожа побелела.

Вам знакомо ощущение прогиба под обстоятельства? Вот, скажем, вам что-то претит, но все вокруг считают это ужасно глупым и смешным. Не пить алкоголь, не есть до захода солнца в Рамадан, не показывать открытое тело, покидать репетицию для совершения намаза, не допускать физической близости с мужчиной, не вступать в серьезные отношения с представителями другой веры, ведь продолжение невозможно… Вы живете по этим заветам год, два, вырванные из той среды, вы пытаетесь найти причины, по которым все это вам нужно. Но они все тоньше и призрачнее. И в какой-то момент уже не дают той силы, которая позволяет терпеть насмешливое недоумение. Вы срываетесь, но знаете, что это из-за собственной слабости, которую не объяснить и за которую стыдно. И о которой вы не расскажете родным, потому что для них такой образ жизни не инороден. Они никогда не поймут. И вы начинаете врать. Всем. Одним – что вам комфортно в новой роли, другим – что выстояли перед соблазнами.

– Я люблю его, – тихо сказала я маме. Собственно, я и звонила ей, чтобы понять, есть ли у меня шанс добиться взаимности. Но теперь понимала, что даже объяснить происходящее между нами с Полем не сумею.

– Он ведь не мусульманин, – сказала мама.

Не, мам, он то ли католик, то ли агностик. Он о таком говорить не станет.

По моему молчанию все было понятно.

– И… давно вы встречаетесь? – спросила мама, взяв себя в руки.

Я почувствовала, как в ее градации прегрешений приближаюсь к отметке «Рамиль»: чудит и не раскаивается.

– Где-то полтора месяца.

– Просто будь осторожнее, милая.

Разговор, который должен был стать для меня утешением, закончился полным провалом.

44 – 07.2020

Ко всеобщему изумлению, Эви не только взяла на себя ответственность за отправку Глеба в больницу, но и повезла ему вечером еду. Домой. Потому что из-за коронавируса парня подштопали, но в стационар класть не стали. Не до драчунов нынче медикам.

Таким образом мы со Светой остались вечером вдвоем. Я уныло готовила ужин, уговаривая себя верить, что поступила правильно, оттолкнув Кифера, но что-то внутри сопротивлялось. Часть меня не желала отпускать этого человека, несмотря на все доводы рассудка. Хотя тот кричал: «Отпускать?! Опомнись, когда он вообще был твоим? И в каком состоянии он тебя оставил? Ну ты и…»

Два года назад чем больше мной завладевала болезнь, тем старательнее я притворялась, что соответствую Полю, чтобы его удержать. Смешно. Меня кидало из крайности в крайность. Перепады настроения становились убийственно неконтролируемыми. Я могла прятаться и рыдать наедине с собой, но в следующий миг щебетать о чем-то, повиснув на шее Кифера. Я очень не любила, когда он видел меня маленькой и жалкой. Делала вид, что более взрослая, сексуальная, раскованная и, конечно же, беспроблемная. Особенно хорошо это помогало, когда нужно было отказаться от еды. Он отвлекался. Должно быть, думал, будто я в порядке, будто такое поведение – норма для всех.

Сколько же глупостей я наделала! А ведь могло быть… нет, не могло. Не будь я больна и так помешана на совершенстве, Поль Кифер не обратил бы на меня внимания вовсе. Он бы сразу связался с кокеткой Аленой, а я бы поплакала пару раз по нему в подушку, поняла всю тщетность затеи и продолжила медленно, но верно двигаться по карьерной лестнице вверх. А так… устроила, понимаешь, себе и народу американские горки вверх-вниз. Может, я по-другому не умею?

– Я скоро буду как Захарова: по две пары пуантов в день убивать, – громко жаловалась Света из комнаты. [Светлана Захарова – прима-балерина Большого театра, помимо того, что она считается одной из лучших балерин мира, она в месяц тратит 60 пар пуантов].

– Предлагаю тебе использовать эту информацию для раскрутки в Сети.

– Как думаешь, она кому-то платит, чтобы ей «пальцы» готовили? Потому что у меня уже на руках живого места нет от иголки. Как поживают твои Gaynor Minden?

– Ах вот ты к чему ведешь, – усмехнулась я. – Вполне себе живы до сих пор. Можешь извиниться за насмешки, если хочешь.

– Ты иногда такая противная, – фыркнула соседка из комнаты. – Можно сравнить состояние новых и ношеных?

– Если я сейчас отойду от плиты, все сгорит. Возьми сама. В сумке и в шкафу.

Следующие пару минут скрипели створки шкафа, но за шкварчанием куриной грудки, замаринованной в медово-горчичном соусе, больше ничего разобрать бы не вышло.

– Сравнивать с этими или вот этими? – спрашивает Света, появившись на кухне с двумя коробками в руках.

Я побледнела. Как она вообще докопалась до той коробки, которую я спрятала в самой глубине шкафа? Должно быть, видела, как я ее доставала когда-то. Интересно, она придумала про пуанты только сейчас или искала повод уже давно?

– Ничего не хочешь рассказать? Например, о том, почему у тебя есть именные пуанты. Или о том, как звали твоего мужчину из Петербурга.

Лопатка замерла, и по кухне поплыл запах подгорающего меда. Опомнившись, я продолжила мешать содержимое сковороды, не поднимая глаз.

– Не в обиду Эви, но только с ее легкомыслием можно было поверить в твой рассказ о том, как Кифер набросился на Глеба, защищая честь посторонней ему девчонки. Он определенно не из защитников бедных и обездоленных. Наверное, из-за сольных репетиций я больше общаюсь с ним, нежели Эви. Но мне, например, совершенно очевидно, что у него очень узкий ближний круг, о посторонних он заботиться не станет.

В этот момент я дрогнула и выключила сковороду. Если курица не совсем готова и сегодня кто-то отравится, то хуже уже не будет. Некуда!

– Это он, да? А ты – его Эсмеральда двадцать восемнадцать.

– Да, – устало ответила я, ощущая, как на меня разом навалился целый мир.

Теперь все узнают о моей маленькой катастрофе. И о том, кто тому причиной. Они бы и так поняли, но Бехчин, Света… тайна начала открываться. Знают несколько – знают все.

– И спустя два года он вдруг приехал в Москву и устроился в театр, чтобы стать твоим хореографом снова? Зачем ему это?

– Он хочет, чтобы я ушла из труппы, – вздохнула я.

– Поэтому он фактически дал тебе повышение? Больше похоже, что он до сих пор к тебе неравнодушен.

– Тебя навело на эту мысль то, что он до сих пор не оторвал мне голову только потому, что вокруг слишком много свидетелей? – огрызнулась я и вздохнула. Света не виновата. Нечего на ней срываться. – Прости. Он просто хочет мне отомстить, потому и держит поближе. Он ставил спектакль со мной в главной роли, мы вместе жили, как настоящая пара. Я любила его. И почти верила, что Поль меня любил. Но затем я сорвала спектакль и разрушила ему репутацию… И он оставил меня в тот же миг. На сцене и в его жизни появилась другая. Намного раньше, чем я вышла из больницы. Не думаю, что он так уж по мне страдал.