послушать своего убийцу. В конце концов, она и сама этого хотела, разве нет?

— Понимаешь ли, — начал Кирилл, складывая руки за спиной и медленно вышагивая из стороны в сторону, пристально глядя на Женю, — в ту ночь произошло кое-что. Из-за вас. Может быть, и из-за меня. Не знаю. Но это было страшно.

По спине девушки побежали мурашки. Она сглотнула; взгляд Кирилла был липким и неприятным, он словно пытался вывернуть её наизнанку и внимательно осмотреть душу под микроскопом.

— У ритуала было условие. Я не знал этого, но… они мне рассказали.

— Кто?! — вместо нормального вопроса вышел какой-то непонятный визг. Женя поджала губы; её начинала охватывать паника.

— Вечная жизнь не даётся просто так. Чтобы получить что-то, нужно отдать что-то взамен. Ты же ведьма, сама знаешь. Главный закон магии… Чем амбициознее желание, тем больше жертва. И вы её принесли — вместе с твоей кровью, вместе с волосами моего брата…

Кирилл выдержал паузу и остановился. Его взгляд вдруг потух.

— Вы убили всех в ту ночь.

Женя похолодела. Руки затряслись.

— Всю деревню. Женщины, мужчины, дети… Когда заклинание было произнесено, они все будто с ума посходили. Начали бегать, кидаться друг на друга, хватали, что под руку попадёт… Топор, серп, молоток… — голос Кирилла сорвался. Он глубоко вдохнул. Сжал и разжал кулаки. — Поджигали избы, убивали скот. Матери душили грудничков, пока те истошно вопили в своих постелях… — парень вздрогнул. Воспоминания душили его, не давая продолжать. Он возвёл глаза вверх, словно хотел увидеть что-то во мраке, но Женя догадалась — Кирилл просто прятал слёзы.

— Почему я должна тебе верить?.. — тихо спросила она низким голосом — не потому, что действительно не верила, но потому, что поверить означало принять собственное поражение.

— Потому что я там был. Когда всё закончилось. Вы меня недотопили, — Кирилл криво усмехнулся. — Спасибо Ярополку. Когда вы ушли обратно… продолжать, он очнулся и вытащил меня из воды. Я уже и не думал, что выживу, на самом деле. Знаешь, — вдруг добавил он, — всегда мечтал умереть от рук любимой женщины. Бояться надо своих желаний. Может, и правда дураком был тогда… Брат меня развязал, мешок снял этот мерзкий. Он, конечно же, к вам побежал, проверять, что с ненаглядной приключилось — тоже дурак, хоть и умный парень был, вроде, — а я — домой. Не хотел я вас видеть. Особенно Ингрид. Боялся, что не удержусь и придушу кого-нибудь.

Кирилл снова вздохнул. Женю била крупная дрожь; она качалась из стороны в сторону, глядя в никуда, ярко представляя картины той роковой ночи.

— Когда вернулся в деревню, там уже всё закончилось. Я шёл… — голос парня задрожал. — Ты хоть можешь представить, какого это, а? — он подошёл чуть ближе, с немым укором глядя на Женю. — Можешь осознать? Я вот до сих пор не могу. Везде трупы, иногда — не целиком, одна нога здесь, другая — там, как говорится… — Кирилл зазвучал на грани истерики. — Я через них переступал, как через куски мяса… и этот запах… кровь, боль, я им пропитался, понимаешь? Я его до сих пор чувствую. И листва гнилая…

— …и яблоки, — за него продолжила Женя тихо. Кирилл странно на неё посмотрел.

— Я кинулся в нашу избу… Ты видела когда-нибудь, как твой отец режет твоей матери горло, а потом смеётся и повторяет то же самое с собой? Нет? И дай бог не видеть. А я видел. Он ещё посмотрел на меня так страшно, знаешь, вроде и сумасшедший, а глаза кричат от ужаса, но поделать человек не может ничего… Я из дома вышел, весь грязный, в крови, хоть хоррор снимай, понимаешь, да? А потом пришли они.

Женя упала на пол, который слегка провалился под её весом, и обхватила руками колени, тихо замычав. По щекам потекли слёзы. Её не было там, но каждое слово Кирилла било в самое сердце. Целая деревня. Простые люди, которых, в общем-то, и обвинить было не в чем — они не сжигали ведьм на кострах, не устраивали им подлянки, не пытались разрушить Дом. Они всего-навсего боялись — того же, чего боялась сейчас Женя. Неизвестности. Просто пытались вести привычный быт, растить детей… Кого-то любили, о чём-то мечтали — может быть, не о самом великом, но что в этом плохого? А потом… Женя не смогла представить это снова. Сдалась.

В этот самый момент она осознала, насколько образ Фрейи теперь был далёк от неё самой. Та ведьма, бескомпромиссная и упрямая, наверняка прекрасно знала о том, чем обернётся её каприз — и не остановилась ни перед чем. Её лицо возникло перед глазами — белая кожа, тёмные глаза и волосы, кудрявые и непослушные… Они были похожи — внешне, но чем больше девушка всматривалась в этот лик, тем дальше он уплывал от неё, мутнел и расплывался.

Была ли Женя собой когда-либо больше, чем сейчас? Была ли она той ведьмой? Пожалуй, уже нет. Время размягчило её, как глину, и бесконечная череда событий, подобно умелому скульптору, медленно, но верно высекала из бесформенного куска нечто новое. Пока Женя убегала от реальности в мир оживших грёз, чья-то незримая рука придавала её душе форму, непохожую на предыдущую, и слова Кирилла теперь служили печью, призванной обжечь нежный сосуд.

— Кто — они?

— Нет нужды представлять нас, Святослав, — произнёс вдруг громогласный голос; он звучал одновременно отовсюду. Женя вскочила и замотала головой.

Темнота ожила. Где-то в её глубине забилось огромное сердце. Навстречу Жене и Кириллу выплыла высокая фигура в рваном плаще; рядом с ней через секунду появились две её полнейшие копии. Стало вдруг очень холодно.

— Мы ждали тебя, Фрейя, — заскрипело существо.

— Мы были здесь долгие, долгие годы…

— Мы таились в тенях, мы следили за тобой…

— Искали тебя…

— Верили…

— Да кто вы такие, вашу мать?! Где Эстер, где Ингрид, где Герда, в конце концов? Нас было четверо! — громко закричала Женя, отшатываясь назад. Кирилл проводил её жалостливым взглядом, но с места не сдвинулся.

— Мы пришли к Святославу в миг его величайшего отчаяния и показали ему свет…

— Мы стали кораблями…

— И мир стал нашей путеводной звездой…

Женя побледнела. В ушах зазвенело. Она бросила на Кирилла поражённый взгляд. Тот устало выдохнул и уселся, скрестив ноги. Кажется, происходящее было ему настолько привычно, что уже не вызывало ни страха, ни удивления.

— Всё просто, Фрейя, — проговорил он, и тени замолчали, почтительно кивая, — они — это вы.

Мир Жени, уже истрескавшийся и переломанный сотню раз, вздрогнул — и разбился на множество осколков. Стеклянная крошка, отвратительно