Люк проникался все большим доверием к своим британским партнерам. Все, что он успел увидеть и услышать, подтверждало высокое мнение Патрика о Сонни Каугилле.

В выходные мужчины поехали на поле для крикета «Норт-Марин-Роуд», где находился крикетный клуб Скарборо, и провели приятный день, наблюдая за матчем местной команды с противниками. На самом деле, это была уловка, чтобы не ходить по магазинам с Рэйчел и Дженни, которые решили показать Белле город.

Вечером Люк с Беллой пригласили Каугиллов на ужин в отель; когда переодевались к ужину, Люк спросил Беллу, как прошел день.

— Я много узнала, — ответила она. — И, лишь увидев, как мало товаров в некоторых магазинах, поняла, что на самом деле проблема с дефицитом тут очень серьезная.

— Странно, что послевоенное восстановление так затянулось, — согласился Люк. — А как тебе твои спутницы?

— О них я тоже много выяснила, но расскажу потом. Сейчас некогда.

Лишь в поезде на обратном пути в Хэррогейт Белла поведала Люку все, что ей удалось узнать о семье Каугиллов. Когда Люк признался, что хорошо провел выходные, она спросила:

— Они тебе понравились, да?

— Как ты поняла?

— Я знаю тебя не хуже, чем ты сам, а может, и лучше. Пока вы смотрели свой крикет и восхищались кручеными мячами, я разговаривала с Рэйчел и Дженни и много чего выяснила. Во время войны Дженни работала в Красном Кресте в местной больнице, а ее мама, Джойс, помогала организовать столовую для женщин-волонтеров. А вот Рэйчел по большей части помалкивала. В войну она сидела дома и присматривала за Эндрю, но она рассказала, как они с Сонни познакомились и еще кое-что про Марка. Ты знал, что Марк не только служил в британской армии, но и участвовал в Гражданской войне в Испании, и Дженни тоже?

— Серьезно? Дженни тоже была на войне? Вот это храбрость.

— Они с Марком не разлей вода. Друзья детства. Рэйчел сказала, что они с Джойс не сомневались, что Марк с Дженни станут парой, еще с тех пор, как те были маленькими.

— А что еще ты выяснила? Как познакомились Рэйчел и Сонни?

— Рэйчел знала Сонни, когда они еще не были знакомы. В Первую мировую она работала медсестрой в Чичестере. В госпиталь привезли тяжелораненого Сонни. Насколько я поняла, тот долго был без сознания, врачи думали, он не выживет, но Рэйчел постепенно его выходила, и они полюбили друг друга. Она до сих пор очень им гордится и оберегает; представляю, какой кошмар ей пришлось пережить в последние несколько лет, она настрадалась не меньше моего.

Люк нахмурился, не до конца поняв ее последнее замечание.

— Я думал, Сонни в этот раз не воевал, ведь он уже не подходит по возрасту.

— Не воевал; помимо возраста, у него была так называемая бронь по месту работы.

— Но почему тогда Рэйчел за него волновалась?

— С началом войны в Великобритании учредили Министерство снабжения и Отдел контроля за шерстяной промышленностью. Министерство контролировало и распределяло поставки шерсти в Великобританию со всего мира. Решало, на что пустить шерсть — на военную форму и обмундирование или на шерстяные вещи для гражданских и ковры.

— Логично, но при чем тут Сонни?

— Он первым вызвался в оценочную комиссию. Сонни с коллегами проверяли каждую партию шерсти и оценивали ее качество перед отправкой на фабрики. Суда, прибывавшие в порт, не имели сопроводительной документации, поэтому членам комиссии приходилось ездить в доки и проверять суда перед разгрузкой. Отдел контроля знал лишь дату прибытия судна в порт. Остальное было делом оценочной комиссии. Некоторые корабли везли несколько тысяч тюков. Кое-что мне Рэйчел рассказала, но основное я узнала от Дженни. Что, когда Сонни был в Саутгемптоне, начали бомбить ближайший склад. Потом он несколько дней жаловался, что не чувствует никаких запахов, кроме запаха горящего бренди и прогорклого масла. Но это еще не самое страшное: он оказался в Ист-Энде и работал в доках во время бомбежек Лондона.

— Опасная работа, как думаешь?

— Да, но, по словам Дженни, сам Сонни говорил, что опаснее всего были осколки от пулеметных снарядов, которые во время воздушных боев сыпались с неба как дождь. Тут я сказала кое-что, и Дженни рассмеялась, а вот Рэйчел, кажется, было не до смеха.

— Почему? Что ты сказала?

— Что, возможно, это ты стрелял из пулемета. Потом я объяснила Рэйчел про нас с тобой и как мне пришлось ждать твоего возвращения столько лет, прежде чем мы снова смогли быть вместе. Рэйчел меня обняла и ответила, что ожидание того стоило.

— Еще как стоило. Знаешь, Белла, чем больше я узнаю о Каугиллах, тем больше проникаюсь к ним уважением. Хорошо, что они преодолели свои травмы; сейчас они кажутся вполне счастливой, довольной семьей.

Тут Белла не согласилась:

— Нет, Люк. Когда мы были у них в гостях, я заметила, как Рэйчел изменилась в лице, когда речь зашла о войне. Помнишь, как она отреагировала, когда Сонни упомянул о Билли? Я видела: она смотрела на фотографию на подоконнике. Не стала спрашивать, но, думаю, то была фотография младшего брата Марка, который погиб на Крите.

Она заметила удивление на лице Люка.

— А ты не знал? В конце войны папа получил большое и очень грустное письмо от Сонни Каугилла. Мы думали, оно потерялось на почте, но потом, когда прочли его, папа понял, что мистер Каугилл просто долго собирался с духом.

— Наверное, это было в то же время, когда я попал в лагерь для военнопленных в Германии. Интересно, почему Сонни написал твоему отцу?

— Они подружились, когда мы приезжали в Англию: оба тогда только что женились, завели семьи, у них было много общего. Они давно дружат. Я нарочно не стала упоминать об этом, когда тебе писала. Старалась писать только о хорошем. Билли был намного младше Марка. Соврал про возраст, чтобы его взяли в армию; Рэйчел рассердилась, устроила скандал. Билли ушел из дома, и больше она его не видела.

— Грустная история. Помню, твой папа мне рассказывал, что Сонни после Первой мировой пропал без вести и его долго не могли найти. Каугиллы пострадали не меньше нашего, но, с другой стороны,