Тем временем голос, звучавший, как заезженная пластинка, продолжал высказывать затертые трюизмы из громкоговорителя над ее головой.

На сцене возникло очередное создание, какое-то крылатое насекомое с проволочными антеннами, большим животом и оранжевым солнышком во всю спину. Лицо, по-видимому женское, было густо накрашено. Перл удивилась, зачем беременная женщина затесалась в эту ходульную постановку? Может, она изображала паучиху? Что там говорилось о паучихах… Они обозначали женщин, которые повесились…

Перл нервно зевнула. Сама по себе постановка была безобидной и довольно колоритной, но мысль о том, что она разыгрывалась специально для нее, нервировала Перл. Она почувствовала легкое отвращение. И подумала, что с таким же успехом могла бы напиться.

Она встала со скамьи и вышла на улицу. Она пошла прямиком в «Немую женщину» и заказала очень сухой мартини. Выпила. Ногти на пальцах, державших стакан, были неровно обломаны. В стакане плавала цедра, похожая на полумесяц. Перл заказала второй мартини.

Все кругом что-то ели. Кто – мясных голубей, кто – печенку, кто – мягкотелых крабов. От запаха пищи Перл замутило.

Сверху что-то уселось на дерево. По траве прошлись тени. Перл взглянула в небо и увидела большие жидкие облака, плывшие через солнце. По ее столу снова скользнул солнечный свет, затем перескочил на траву и переместился к дощатому забору, где молодой человек без рубашки и в широких лиловых штанах, как у гангстеров, красил белым истертые доски.

Женщина слева от Перл заглотила полную ложку чего-то красно-белого.

– Летит в Массачусетс, – сказала она. – Общим, в пнд. Опухоль мозга.

Она отложила ложку и открыла сумочку в форме домика, с нарисованными окошками и дверками. Достав из домика журнал, она раскрыла его на странице с крупной печатью и иллюстрацией.

– Конечно, операция не рядовая, – сказала она, – но не такая уж редкая. Здесь об этом очень хорошо написано. Сама я в деталях не перескажу, но «Ридерз Дайджест» свое дело знает. Я на нем клянусь. За пятнадцать лет ни номера не пропустила. Он, конечно, боится, но это надо сделать. Ты бы удивилась, скольким людям нужна такая операция.

– У того парня в Техасе, который всех перестрелял, не такая опухоль была? – спросила другая женщина. – У парня на той башне?

Где-то внутри Перл всегда был трезвый человечек, слушающий, кто что говорит, и она знала, что в скором времени, как-нибудь перед рассветом, он встанет и придушит ее – трезвый человечек ей не друг.

Через улицу «Волшебные бумажные звери» вышли из церкви и собрались на газоне. Теперь они уже не так угнетали ее. Выпивка заметно прояснила ее восприятие. Они определенно были в натуральную величину. Боевая труппа, прекрасно разряженная, с этими гипсовыми головами. Один из них, странный гибрид льва и капитана болельщиков, подскочил к забору «Немой женщины» и уставился на людей за столиками. Жесты были как бы хищными, но плюшевые рукавицы и юморная, зазывная манера не внушали угрозы. Тем не менее его мотив оставался неясен. Не было похоже, чтобы он звал людей за собой на газон перед церковью или предлагал им каким либо образом присоединиться к представлению. Даже деньги не были ему нужны. Он отмахнулся от нескольких протянутых банкнот. Едоки хихикали, глядя на него, но вполне беззлобно – таким кустарным и детским был этот образ, и к тому же весьма потрепанным. Бумажная щека была слегка промята, из прорехи выглядывала вата, а краска выцвела, вероятно, от долгого нахождения под солнцем.

Капитан Лев не обращал внимания на Перл, несомненно оскорбленный ее невежливым уходом. За прорезями глаз, довольно грубыми, Перл различала другие глаза, маленькие и не вполне совпадавшие с прорезями. Чьи это были глаза – мужчины или мальчика? От его фигуры пахло потом.

Наконец, он отчалил. Все вернулись к еде, но Перл стала наблюдать за представлением на газоне, теперь, как ей казалось, вполне постигая его смысл.

Герои являли собой несуразные воплощения детских мечтаний и страхов. Это были животные и сладости. Игрушки и змеи. Тупые наставления и угрозы мира взрослых. На траве, игравшей роль кровати, ворочался изображавший спящего ребенок. Он вздрагивал и ерзал, подчиняясь мальчику в черном. А все эти создания, шагавшие и скакавшие вокруг него, были лишь порождениями утомленного воображения сновидца, обретшими зримые формы, притом что спящий был единственной марионеткой среди актеров. Перл поражалась мальчику в черном, наделявшему куклу жизнью, то ложась на живот, то становясь на корточки, то садясь по-собачьи. Эти манипуляции были так наглядны, так нарочиты, что она смотрела на них завороженная. Она видела Тень, ярче дня, направлявшую и управлявшую, звезду шоу.

Однако зрителей почти не было. Случайные дети останавливались поглазеть и шли дальше по улице. Перл подумала, что дети могли испугаться такого. Недопустимо. Всякое такое. А что допустимо для детей? Для этих пластичных комочков глины.

Теперь женщина слева от Перл ела что-то коричневое. Перл услышала, как говорит ее спутница:

– Мы играли в эту жуткую игру, «Дипломатия», с Джонсами, и Фоули, и Приннсами, и Джон встал и вышел с Пенни на один из этих дипломатических раутов, ну знаешь, где торгуются по центрам поставок. У Джонни была Турция, а у Пенни, суки, Австро-Венгрия, и они пропали на полчаса, что было вполне допустимо по правилам игры, но, когда они вернулись, у Джона на штанах было пятно размером с чертову Англию, и я просто ушла. Встала и ушла. Вышла из этой чертовой комнаты с ее чертовыми crudités[38] и ее чертовым фальшивым кирпичом и позвонила моему адвокату, и с тех пор я счастливая женщина.

Перл чуть отвернулась от них на своем стуле. Перед ней стоял мужчина, лицом к ней, глядя в сад, загораживая вид. Он выглядел знакомым. Она подумала, что есть такие люди, которые кажутся знакомыми, только когда ты под градусом. Мужчина что-то говорил ей. До нее дошло, что это Томас.

Она перебила его:

– Ты видишь того человека в черном, вон там, притворяющегося невидимкой?

Он обернулся:

– Нет, – сказал он.

Перл захихикала.

– Почему бы нам не пойти куда-нибудь перекусить? – сказал он.

– Ну хорошо, – сказала она, продолжая хихикать.

– Мы можем поесть здесь же, в самом здании. У них хорошая столовая. Тихая. Закажем буйабес.

Перл посмотрела на него. Он был в светлом костюме и темно-синей рубашке. Со школьным галстуком, испещренном рельефными то ли значками, то ли головами.

– Ты переоделся, – сказала она.

Он пожал плечами.

– Просто купил. Почувствовал, нужен новый костюм.

Она снова начала хихикать, но сглотнула смех.

– Смех говорит о здоровом взгляде на мир, Перл. Мне приятно видеть, что ты в порядке.