Мэтт сел, подпер подбородок кулаком. — Чего я еще не знаю? Я пожала плечами. — Да, в общем-то, теперь ты знаешь все! — Что он хотел от тебя?

— Сотрудничества. Подтверждения того, что, избавившись от браслетов, я присоединюсь ко второй волне Сопротивления.

— А ты?

— Заверила его в своей безграничной преданности темным идеям, — ядовито произнесла я.

Мэтт промолчал, кажется, он все же верил, что я не брошусь крошить светлых направо и налево сразу, как получу свободу.

— Значит, они действительно могут следить за темными, — заключил он. — За тобой в том числе. Ты не знаешь, сколько их? Как их найти?

— Он дал мне адрес для связи в случае форс-мажора, и я, конечно, могла бы слить эту информацию Тому. Но… смысл? Вряд ли они там все кучкуются, скорее всего это что-то вроде пункта связи и налет на него даст в лучшем случае пару заговорщиков, зато вспугнет и переполошит остальных. Тогда как предложенная Томом акция действительно выманит их, заставит прийти самих.

Носорог передернул плечами. — Мне это не нравится. — Не переживай, я запрусь на пять дней в своей комнате, ты меня даже не увидишь! Подсовывай только хлебушек под дверь, ладно?

— Лиза!

Так привычно, так знакомо прозвучал этот одергивающий рык, что я против воли победно улыбнулась, а Мэтт насупился еще сильнее и отвернулся, пытаясь удержать грозную мину. Вопрос был решен. Я взялась за крышку коробки и потянула ее.

Семейный альбом с фотографии, несколько отдельных снимков стопкой — их вынули из рамок. Пачка писем, перевязанных атласной лентой, их писал отец матери еще до брака, и мама хранила их в своей шкатулке с драгоценностями. Саму шкатулку, конечно же, оставить никто не потрудился. Несколько книг — те, что с дарственными надписями. Надо же, как чутко. Среди них — томик романтической поэзии, который подарила мне на пятнадцатилетие тетушка. И потемневшая от времени жестянка — девичий секретик, который хранился в тайнике под кроватью (основательно же они перерывали дом). В коробке лежала пара брошек, вышитая лента, записки подружек, засохшая роза, три перламутровых раковины и с десяток разномастных красивых бусин и пуговиц.

Глаза предательски защипало. Я провела пальцами по массивной обложке альбома — выделанная кожа, узор из остролиста, и не нашла в себе сил открыть его. Но уже то, что он у меня был, казалось чем-то невероятным.

Мэтт не ушел, пока я разглядывала свои «сокровища», но и на меня не смотрел, уставившись в окно. Я поднялась со своего места и, сделав пару шагов, встала рядом с ним, прислонившись попой к столешнице.

— Спасибо.

Дождалась, пока светлый поднимет на меня голову, и, обхватив руками его лицо, прижалась губами к губам. Мэтт вздрогнул, будто даже дернулся протестующе, но я его не выпустила. Нет уж, упрямец! Даже если у меня осталось всего пять дней, я намерена воспользоваться ими по максимуму! И никуда ты от меня не убежишь.

Кажется, он чуть опомнился, когда я уже сидела на столе, с задранной юбкой и голой грудью, выглядывающей из лифа платья, когда губы горели, а внутри все сжималось в предвкушении. Мотнул рыжей башкой, поднял на меня осоловелый взгляд.

Я напряглась, приготовилась отбиваться от очередных взбрыков светлой совести и подозрительности… Но Мэтт только шумно выдохнул, закрыл глаза, будто разрешал себе наконец не думать, и вошел в меня — одним движением до конца. Я вскрикнула, выгнулась, с наслаждением впитывая в себя это неповторимое ощущение наполненности, цельности. И ловя приближающуюся вспышку оргазма под ритмичное звяканье чашек на столе, подумала, что никуда я без него не уеду.

Семейные фотографии, разбросанные по столешнице, смотрели на происходящее неодобрительно. И нам очень повезло, что Камилла, решившая навестить брата и проконтролировать его здоровье, явилась лишь сорок минут спустя…

Мэтт

Я проснулся, как от толчка. Ощущение, разбудившее меня, было новым — но в то же время хорошо знакомым. Кто-то вскрывал защиту особняка. Возвращение в прошлое далось легко и быстро — как будто и не было этих полутора лет мирной жизни. Пол упруго толкнулся в босые ступни. Искать обувь — тратить драгоценные секунды. Я бесшумно выскользнул из комнаты. Мелькнула и пропала мысль запереть Лизу и Камиллу в их спальнях: если я не справлюсь, им лучше иметь простор для маневра и возможность уйти. Хотя я и понимал — они не уйдут. Нет, не эти две ведьмы. Если я не справлюсь — они ввяжутся в бой. Первая в браслетах, другая — военный лекарь.

А я могу не справиться. Один калека — против неизвестного количества нападающих. Мысль о том, что в дом ломятся возможные любители легкой поживы, даже не рассматривалась. Я точно знал, кто пришел. И за кем…и что ее ждет, если я не справлюсь. Значит — я справлюсь. Любой ценой. Чужое творение вгрызлось в защиту Уизел-Холла, и застряло, давая мне нужные мгновения для подготовки.

В считанные секунды я пересек коридор и замер в темноте и тишине спящего дома, оценивая обстановку и выбирая позицию. Лестница вниз, и я на самом ее верху, впереди — ступени и темный просторный холл. Прямо напротив меня — входная дверь. Идеальная атакующая позиция — я наверху и враг как на ладони. С укрытиями, правда, не сложилось, но после первого удара можно будет соскочить вниз и укрыться в библиотеке… Из плюсов: я жду их, и это моя территория. Из минусов: я один и… Просто — я один.

Время текло медленно-медленно, я будто застыл в вязком киселе, и только мысли были стремительными, бешеными. Добраться до телефона в холле? Вызвать подмогу? Не успею, а преимущества в высоте лишусь. Вложить силы в поддержание защиты, дать сигнал тревоги и молиться о том, чтобы соседи пришли на помощь? А смогут ли они помочь? И — придут ли?

Нет, надеяться надо на себя. А сигнал тревоги я дам тогда, когда он меня уже не выдаст. Я чувствовал, как защита медленно, миллиметр за миллиметром, уступает агрессивному заклинанию. Что ж, кто бы его не создал — он был хорош, и в какой-то момент его усилия оправдались настолько, что созданная брешь стала достаточной, чтобы в нее можно было протиснуться.

Я был уверен: они не станут ждать, пока защитное плетение падет окончательно. Они попытаются проникнуть сейчас. Велико было искушение пришибить сунувшегося первым у этой самой щели — но тогда оставшиеся снаружи были бы предупреждены о моем присутствии. Это меня не устраивало. Замерев без малейшего движения, я ждал. Лиза рассказала мне о том маге, который знал ее имя.

Если он здесь — а он здесь, я был в этом уверен, нынешний предводитель Сопротивления сам возглавлял карательные рейды — то здесь он и останется. Иначе всё будет напрасно: печать молчания, которую не мог снять он сам, вполне могут распутать маги дознаватели, и тогда…Нет. Уйти не должен никто. Нападающие должны полечь здесь все. Готовое заклинание лежало в ладонях доверчивым клубком. Сила гудела в крови — в первые с окончания войны, я призвал ее всю.

Темнота ночного дома надежно укутывала меня от взглядов, а боевая маскировка — от чар. Я не видел людей, просачивавшихся в дом по одному, не ощущал их живого присутствия за защитами — но слышал шорох их движений, сдерживаемое дыхание… Еще чуть-чуть — и обостренный слух, кажется, сумел бы хватить стук их сердец. Один, второй… четвертый. Я замер, прислушиваясь, есть ли кто-то еще — но, кажется, это были все противники. Если снаружи был кто-то еще — то он не собирался входить.