Мэтт ушел в сторону, часы с жалобным грохотом врезались в стену, прыснули осколками и деталями. Когда рыжий вскинул на меня голову на этот раз, взгляд сощуренных глаз не предвещал ничего хорошего.

Глядя на него не моргая, я нащупала на тумбочке книгу. «Летящая в ночи» в ночи летала куда хуже, чем будильник. Обложка, раскрывшись, сбила траекторию, и я ей даже близко не попала в носорога, который, рывком метнулся вперед, и попытался ухватить меня за ногу. Я отбрыкнулась, и накинула ему на голову одеяло, змеей соскальзывая с кровати и кидаясь к двери. Та захлопнулась перед самым моим носом. Клацнул, замок, я схватилась за ключ и ойкнула, ожегшись о раскаленный металл.

Обернулась в поисках нового оружия и… опоздала. Мэтт оказался прямо передо мной, взъерошенный, разозленный и едва ли не пускающий пар из ноздрей. Я приготовилась дорого отдать свою жизнь. Мэтт сгреб меня в охапку, поднял и, игнорируя мои визги и попытки его ударить или пнуть, в два шага перетащил и плюхнул на кровать. А потом, пока я судорожно соображала, как спасаться дальше, навалился сверху и впился в губы поцелуем.

Кажется, отдавать придется совсем не жизнь.

Я мгновенно обмякла, принимая этот поцелуй, подстраиваясь под него, вовлекаясь в танец языков, а когда носорог расслабился, куснула его за губу и снова попыталась вырваться. Глаза Мэтта азартно сверкнули — игру он принял. Такого сумасшедшего секса у нас еще не было. Все — на грани, на хрупкой грани между болью и удовольствием, между насилием и безоговорочным согласием. Укусы, царапки, пальцы, впивающиеся в кожу до синяков, жадные поцелуи, оставляющие засосы. И тут же зализывания, нежности, щекотные ласки и поглаживания. Злость и обида на мир, текущая в жилах обоих, выплескивалась сейчас в бешеном коктейле эмоций, в лихорадочных движениях тел, в ненасытности, с которой мы цеплялись друг за друга. Все ощущения смешались, я потерялась в этом хаосе, в чем-то слишком большом, чтобы ухватить это цельной картинкой. Моего сознания хватало лишь на урывки.

… Поцелуи вперемешку с укусами обжигают голый живот, а потом дыхание касается нежнейших складок, и я, дернувшись в приступе внезапного стеснения, пытаюсь сдвинуть колени…

…а потом извиваюсь, выгибаюсь, цепляюсь за рыжие лохмы, потому что то, что Мал делает сейчас языком — это пытка, сладкая, прекрасная, невыносимая пытка удовольствием, которое каждый раз замирает в шаге от долгожданной разрядки…

… но когда она все-таки наступает, я все равно зла и не удовлетворена, потому что это хорошо, но мало, а внутри так пусто и нужно еще, больше, только по-другому…

… и я сижу верхом на мужском животе, еще осоловевшая от пережитого оргазма, смотрю сверху-вниз, чувствую, как мне в ягодицы упирается каменно твердый член, и медленно двигаю бедрами, приподнимаясь и опускаясь, позволяя горячей головке коснуться входа и даже проникнуть в него, раздвигая влажные складки, но совсем чуть-чуть — и снова выскользнуть. Медленные, тягучие движения — я-то теперь могу и потерпеть, а ты — можешь?..

… взгляд с поволокой, пересохшие губы, шепчущие мое имя…..движения внутри, яростные, глубокие, до упора….. и ослепительный миг полного абсолютного единения.

Я без сил рухнула на грудь Мэтту и закрыла глаза.

Мокрая от пота грудь под моей щекой вздымалась часто, а сердце ударяло в висок набатным колоколом. И распласталась на мужском теле, растеклась по нему, слилась с ним, переставая в какой-то степени быть собой — настолько мне было сейчас хорошо именно так — в единстве. Хотелось закуклить это мгновение, завернуть его от всего мира, сохранить, унести с собой. В голове звенело от пустоты. Мэтт шевельнулся подо мной, я недовольно заворчала, плотнее обхватила его руками, не давая себя скинуть. Мне нужно еще этих мгновений, не отбирай! И светлый послушно замер, обхватил меня за плечи, зарылся пальцами в волосы.

Я закрыла глаза. Хорошо…

Почему мы не встретились раньше? До того, как началась война? И что было бы — встреться мы раньше? А может, мы друг друга и не заметили бы. У меня был Эзра, и рыжие мне не сказать, чтобы нравились… Но мне почему-то сейчас отчаянно хотелось верить, что, если бы мы действительно встретились раньше — мы бы сразу все поняли. И не позволили бы друг другу втянуться в эту войну, которая перемолола нас и выплюнула искалеченными. И Мэтт был бы здоров, а я бы уже давно была миссис Тернер, и в доме бегали бы рыжие детишки. Можно даже в этом доме. Мне нравится этот дом… Я не хотела думать, что то, что между нами сейчас — это просто попытка заполнить пустоту, компенсировать утерянное, забыться. Это должно быть что-то большее. Мне так хотелось, чтобы это было что-то большее.

— Лиза.

Я мелко помотала головой — нет, я не готова еще выныривать из этого блаженного состояния. — Тебе холодно. Дай я принесу одеяло. Ой, подумаешь, пупырышками покрылась! Пупырчатые существа тоже нуждаются в любви и ласке! Но я все же нехотя выпустила своего носорога из рук. Мэтт принес не только одеяло, но и раскиданные мной по комнате подушки, осторожно обойдя осколки будильника. Я украдкой глазела на него, обнаженного, и потихоньку возвращала себе мыслительную деятельность. Светлый ухмыльнулся, глядя на меня, растрепанную, обхватившую плечи руками, и накрыл одеялом с головой, а пока я, пыхтя, выпутывалась, вернулся на кровать, устроился на подушках, и стоило моей голове показаться из плена — тут же притянул обратно к себе, уютно устроив нас в теплом коконе.

— Не спи! — заметив, что я вознамерилась задремать, уткнувшись носом в носорожью шею, Мэтт ущипнул меня за попу. Я, ойкнув, взвилась, разом взбодрившись, но уставилась на него обиженно — больно же!

Шершавая ладонь легла мне на щеку, большой палец погладил губы. — Ты такая красивая… Эти слова разлились на сердце медом — я! я красивая! Не эта дамочка с ее идеальной укладкой, безупречным макияжем и стильной одеждой, а я!

— …когда ревнуешь, — закончил Мэтт, и я с трудом подавила в себе желание вытолкать его с кровати к чертям, пинком под голый зад, и вслед еще что-нибудь кинуть. Вместо этого, прижав одеяло к груди, я с достоинством вздернула нос.

— Самомнение у вас, мистер Тернер! — Скажешь нет? — карие глаза выразительно прищурились. — Конечно, нет! — окончательно оскорбилась я. — Ну… ладно, раз мы оба, отпив этого чая, остались живы, может, и правда — нет…

Я таки не удержалась и пикнула его локтем, Мэтт, пытаясь увернуться, чуть не свалился с кровати, рассмеялся, сгреб меня в охапку и поцеловал. Сочно, со значением, мол, все я видел, глупая темная ведьма, все я знаю, но можешь дальше сохранять видимость независимости. Этот поцелуй незаметно стал переплавляться в ласки, ласки в просыпающееся внутри желание, и я уже была совсем не против зайти и на второй круг, но Мэтт вдруг остановился.

— Стой. Дай я скажу кое-что. Это важно, — произнес он, перехватив мои запястья, я высвободилась, но руки откуда надо убрала и подняла на него вопросительный взгляд.

Светлый помедлил буквально пару секунд, разглядывая меня, а потом выдал как на духу:

— Завтра утром мы вместе поедем к Тому и оформим все бумаги для твоего освобождения.