Он подался вперед, опершись локтями на столешницу.

— Ну, а со стороны государства я обещаю обеспечить вашу защиту после освобождения. И если вдруг остатки Сопротивления попытаются причинить вам вред, мы разделаемся с ними раз и навсегда.

Лиза молчала, глядя в чашку перед собой. Что творилось в этой голове сейчас? Неужели она всерьез обдумывает такую возможность? Это не твоя забота, темная, ловить бывших сослуживцев! Брось!

— Что думаешь, Мэтт? — кажется, Томас решил привлечь меня в качестве моральной поддержки, но я вынужден был его разочаровать и честно ответить:

— Дурацкая затея.

— Предлагаешь освободить мисс Миллс так же, как и других? Без шума и гама? Знаешь, что мне сказали, когда я предложил в свою очередь приставить слежку за каждым из освобожденных, а лучше — полноценную охрану? Мне сказали, что я идиот. И государственные ресурсы на это не рассчитаны. И что хватит с меня и того, что моя программа в принципе внедрена и поддерживается. А за то, что происходит с темными после освобождения, государство ответственности уже не несет. Поиски уцелевших темных ведутся, но круглосуточная охрана освобожденных это уже перебор.

Он скривился, как от зубной боли, и было ясно, что этот пересказ еще значительно смягчен.

— На условиях, которые я озвучил, я могу требовать защиту для мисс Миллс. Потому что она внесет значительный вклад в развитие программы. Так что… — Хорошенькие условия — подставиться под удар. — Но ведь она сама!..

— А ты и рад стараться. — Том задохнулся от возмущения, а я упрямо продолжил: — И вообще, Лиза все равно собирается уехать из страны. Уж до самолета я ее как-нибудь уберегу.

— А где гарантии того, что заграницу они не сунутся, а? Мы вообще-то имеем дело с фанатиками! Я открыл, было, рот, но меня перебил голос Лизы: — Я согласна.

Лиза

Сонное утро, начавшееся кое-как. Мэтт в моей постели. Он вставал осторожно, кажется, не хотел меня будить, но я все равно проснулась и молча наблюдала, как он натягивает брюки — сухое жилистое тело, отлично прорисованные мышцы, яркие царапины на светлой коже, при виде которых внутри удовлетворенно ворчали какие-то древние собственнические инстинкты. Рыжая лохматая голова, собранное, но все равно сонное лицо. Что уж, настолько не терпится от меня избавиться, что поднялся ни свет ни заря?

Мысль была как-то неприятной и… неправильной. Может и стоило так думать, но не получалось. Мы оба молчали. Молчали, когда одевались, умывались, завтракали. Я пребывала в каком-то подвешенном состоянии неверия. Не может быть, что вот сейчас оно все так просто закончится. Ну не может.

Накаркала, ведьма!

Даже когда Том вручил мне коробку, обозначив ее как личные вещи мисс Миллс, я все равно не поверила, что он приехал только с хорошими вестями. Ощущение подлянки зрело внутри, и когда он выдал про убитых темных, внутренний пессимист только злорадно крякнул: я так и знал! «Вы же понимаете, что в такой ситуации лучше подождать?..» Подождать? Ну уж нет! С меня хватит! Из страны я уж как-нибудь выберусь, а там пусть Итон и компания только попробуют ко мне руку протянуть, откушу вместе с головой. Вот только… Могу ли я так все оставить?

«Всех темных, получивших прощение, убили в порядке освобождения с показательным использованием запрещенных техник». Я не подавала виду, и даже самой себе не хотела в этом признаваться, но… Это известие было для меня сродни удару обухом по голове. Когда?! Когда из людей, борющихся за равенство возможностей и за лучшее будущее для всех, Сопротивление стало горсткой моральных уродов, с показательной жестокостью казнящих тех, кто не виноват ни перед одной стороной, ни перед другой?

Более того — тех, за чье лучшее будущее мы и сражались?

Вот оно, то, о чем предупреждал Эзра, когда я, молодая ведьма, ошалевшая от собственной силы и свободы, от падения запретов и ограничений, проверяла, где отныне пролегают границы моих возможностей… Вот об этом он говорил.

У остатков Сопротивления от запретных техник, судя по всему, окончательно поехала крыша. А бешеной собаке — собачья смерть. В предложении Тома был риск, и риск вовсе не тот, который он себе представлял. Рисковать жизнью мне было не в первой, но без браслетов и с силовой поддержкой, я была уверена в успехе операции. Другое дело, что мне было чем рисковать помимо жизни. Что, если Итона возьмут живым и выковыряют из него правду? Получится ли у меня успеть убежать и убежать так далеко, чтобы руки правосудия не дотянулись до головы одной изрядно согрешившей темной ведьмы? Готова ли я пойти на этот риск? А там попытаться незаметно взять дело в свои руки. В горячке схватки чего только не случается… как тут сказал Том — двух зайцев одним выстрелом?..

Размышляя обо всем этом, я не могла удержаться и украдкой поглядывала на носорога, из сосредоточенного сделавшегося хмурым. Он недовольно поджимал губы, бросал на друга злые взгляды и отчаянно не хотел, чтобы меня в это втягивали, хоть и пытался прикрыть это маской равнодушия. И от этого на сердце делалось теплее. От этого. От коробки, лежащей рядом со мной. Он попросил вещи Миллсов. Он подумал обо мне, о моей семье.

Почему ты не хочешь уехать со мной, упрямец? Ладно эту мысль я подумаю позже. И пока мальчики не принялись тыкать друг в друга чайными ложечками, стоит, пожалуй, вмешаться.

— Я согласна.

Том улетел окрыленный, рассыпаясь в благодарностях и заверяя меня, что я ни за что не пожалею, и что государство будет мне бесконечно признательно, и прочее-прочее-прочее. Он сказал, что ему понадобится время на организацию всего мероприятия на высшем уровне, дней пять. А уж потом… Мэтт закрыл за другом дверь и поднял на меня тяжелый взгляд. Ну ладно, носорожик, потерпи еще чуть-чуть. Каких-то пять дней.

— Зачем? — хмуро поинтересовался он.

— Хочу быть полезной любимой Родине, — хмыкнула я и, повернувшись к нему спиной, пошла обратно на кухню, где меня ждали остывший кофе и таинственная коробка.

— С каких пор? — Мэтт проследовал за мной.

— Всегда, — отрезала я. Возможно, переборщив с резкостью, но светлый на удивление понял.

— Ладно, вопрос некорректный. Ты уже отвоевала свое, Лиза. Куда ты лезешь?

Я села, стянула коробку со стола к себе на колени и погладила крышку, не торопясь открывать. В конце концов, если уж я рассказала ему про Джесси Тихий Омут, то какие еще могут быть тайны?

— Я знаю, кто убивает освобожденных. Как минимум одно имя. Итон Харвис, ученик Эзры. Он выходил на связь некоторое время назад. И он знает, кто я на самом деле. Поэтому у меня, знаешь ли, кровный интерес в том, чтобы это знание он унес с собой в могилу.

Я помолчала немного и добавила неуверенно:

— У меня есть, конечно, подозрения, что Эзра заткнул его печатью молчания: когда мы виделись, Итон как-то странно отреагировал на мой вопрос о том, кому он уже успел рассказать обо мне. Но на все сто я не уверена, да и это не абсолютная защита…