— Долго ещё? — раздаётся вопрос. И только затем он видит меня.

Замирает на короткое мгновение. А затем принимается с рассматривать каждый сантиметр тела.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Дышать становится нечем от этого откровенного внимания.

Взгляд Ратмира сначала задерживаются на моей груди. Бежевое кружево не скрывает тёмные соски, которые тут же становятся твёрдыми. Ноющими. Скользит ниже, к талии, перетянутой поясом. К трусикам, задача которых скорее показать, чем скрыть. Тонкую полоску волос на лобке и половые губы. Сглатываю слюну.

Переминаюсь с одной ноги на другую. Щеки жалит румянец.

— Почему ты ещё не одета? — в его голосе появилась хрипотца, и он прочистил горло после вопроса.

Смотрит на меня всей бездной тёмных глаз. Я в них тону. Захлёбываюсь. Но в то же время осознаю — ему сейчас не проще. А может быть, и тяжелее, чем мне.

Не знаю откуда это знание. Но чувствую — так и есть.

— Не успела, — едва не заикаясь, отвечаю.

— Скорее, времени мало, — резко закрывает шторку.

Слышу его шаги туда-обратно по комнате.

Мария дала мне три платья. Но моя рука потянулась к чёрному. Самому короткому. А я знала свои сильные стороны. Ноги.

Встала на чёрные туфли-лодочки. Всё принесли вместе с бирками. Эти вещи никто не носил до меня. И зная Сабурова, никто не наденет после. Ещё пару секунд покрутилась перед зеркалом, убедившись, что сегодня я достойна идти под руку с ним. И улыбнувшись своему отражению, вышла из примерочной.

Ратмир сидел на кресле. Я задумалась, часто ли он сюда приводил своих женщин. Наверное, нет. Ведь он обычно выбирал уже «упакованных».

Ему пришлось несколько раз пройтись взглядом по моему телу. Возможно, чтобы узнать во мне меня. Не имею понятия, что ещё могло значить это выражение глаз.

Начиная с блестящих острых лодочек, по ногам в тонких, едва заметных чулках. Такому короткому платью-мини, что длина ног в нём кажется бесконечной. Верх платья при этом закрыт по горло, и я не похожа на девушку, которая вышла на охоту. Продаваться. Как постоянно себя чувствовала в нарядах, выбранных Айлой.

Сейчас я выгляжу чертовски привлекательно. И недоступно.

Жду его вердикта с замершим сердцем. Смотрю на него, как собачка, прилежно выучившая команду «к ноге», в ожидании похвалы.

— Неплохо, — сухой ответ.

В глазах пустота. Будто он стёр все эмоции, которые я обнаружила у него в примерочной. И вновь только безразличие.

Обидно до слёз. Прикусываю нижнюю губу, стараясь скрыть чувства.

— Надень это, — поднимается и протягивает коробочку.

Забираю её. На красном бархате гравировка известного бренда. Открыв её, нахожу внутри серьги-пусеты с огромными, кристально прозрачными камнями, переливающимися на свету. Они так сверкают, что я рискую вот-вот ослепнуть.

Мне не досталось от мамы украшений. Из драгоценностей в моей шкатулке только простенькие золотые серёжки с синтетическими рубинами, подаренные бабушкой и дедушкой на четырнадцатилетие. А свои побрякушки мамаша забрала вместе со всеми вещами, имеющими хоть какую-то ценность.

— Не обольщайся. Это не подарок. После вернёшь.

Продолжаю на них смотреть. Потому что, если подниму на него взгляд, он поймёт, как задел меня.

Да, возможно, на долю секунды в мою голову пришло, что он дарит украшение мне. Но эта мысль быстро испарилась. С чего бы я вдруг заслужила подобную милость.

А вот сомневаться в мотивах Сабурова не приходилось. Его спутница не может выглядеть как простушка. А эти до неприличия огромные бриллианты — отражение его благосостояния.

— Ну что вы, господин, как я могла бы о таком подумать, — усмехаясь, достаю серёжки, возвращая ему коробочку, — я ведь всего лишь мою полы в вашем доме. Куда мне до изысканных украшений.

Бешенство клокочет внутри. Хочется что-то разбить. Или кому-то голову. Самодовольный козёл.

Я готова. Выхожу из комнаты. Следую вперёд, будто знаю, куда идти.

Мария останавливает меня, накидывая на плечи белую меховую шубку, укладывая поверх неё локоны моих волос. Конечно, и её я тоже верну.

Несусь дальше в сторону выхода. Хочется подышать свежим воздухом. Охладить пыл. И побыть хотя бы минуту вдали от Сабурова.

Вываливаюсь на каблуках прямо на покрытый льдом асфальт. Забыла, что зима. Мороз и скользко.

Если бы кое-кто не поймал меня, вся наведённая красота осталась бы отпечатком на снегу. Сабуров вышел вслед за мной и успел перехватить за талию, не дав упасть. Я ему ещё нужна.

Злюсь. Не хочу его видеть. Но он держит. Не отпускает. А я упрямо рассматриваю снежинки на его кашемировом пальто.

— Пойдём. Нас ждут. ‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​

До ресторана мы доехали в полной тишине. Если бы не мой дурной поступок с Афиной, я могла бы развернуться и уйти. Но где-то внутри меня ещё имелась совесть, и я ощущала вину. Только не понимала, перед кем. Перед девушкой, которая намеренно пыталась меня унизить? Или перед мужчиной, который относился ко мне, как к своему имуществу?

С другой стороны, тот факт, что она испортила себе волосы кремом для депиляции, говорил лишь об одном. Они трахались. А эта мысль мигом стирала все прочие.

Когда автомобиль остановился, Сабуров помог мне выйти из машины по всем правилам этикета. И, к моему шоку, приобнял за талию, прижав к своему боку.