Указ «всем, в делах обретающимся» о неотправлении служебных дел вне приказов, о «непринимании» и неподаче челобитий на дому и на улицах под штрафом [т. е. под угрозой штрафа] и о запрещении приказным людям являться по утрам для поклона и дел в дома своих начальников, от 11 декабря 1717 года[458];

Роспись коллегий и должностей в них и о выборах на эти должности, без даты[459];

О выборах кандидатов на коллежские должности, без даты[460];

О назначении президентов и вице-президентов в государственные коллегии, от 15 декабря 1717 года[461];

О получении консультаций у Брюса, Вейде и Фика при организации коллегий, от 21 января 1718 года[462];

О сообщении Сенатом и органами центрального и местного управления президентам государственных коллегий сведений, нужных при организации их коллегий, от 28 апреля 1718 года[463];

О способах определения жалованья в государственных коллегиях, от 19 мая 1718 года[464];

О побуждении президентов коллегий к усиленной работе над организацией врученных им учреждений, от 2 июня 1718 года[465];

Указ Петра I президентам государственных коллегий о днях их заседаний и о соблюдении дисциплины при коллегиальном обсуждении дел, от 2 октября 1718 года[466];

О сроках ответов административных учреждений на указы, посылаемые из Сената и государственных коллегий, от 19 марта 1719 года[467];

О коллегиальном разрешении дел в коллегии и учреждении магистрата, от 9 мая 1719 года[468];

О вербовании эмигрантов-реформатов из Германии для русской службы, от 2 января 1719 года[469];

О неучастии судей при разборе в коллегиях дел их родственников, от 5 января 1720 года[470];

Указ от 12 января 1722 года о реорганизации Сената и государственных коллегий[471];

О новых назначениях в коллегиях, от 18 января 1722 года, – в связи с указом от 12 января 1722 года[472];

Об установлении точного штата подьячих в коллегиях и [определении] окладов жалованья им, от 6 апреля 1722 года[473];

Указ о коллегии-юнкерах, от 13 апреля 1722 года[474];

О «присутствовании» в Сенате президентов коллегий, уволенных из него для управления своими коллегиями, от 16 мая 1722 года[475];

О невыбирании советников, асессоров и коллегии-юнкеров в коллегиях из родственников президента и членов коллегий, от 5 ноября 1723 года[476];

О воспрещении писать в частных письмах о государственных делах, требующих тайны, от 13 января 1724 года[477];

О степени послушания подчиненных в государственном учреждении своим начальникам, от 20 января 1724 года[478];

О непроизводстве в секретари государственных коллегий лиц не из шляхетства, от 31 января 1724 года[479];

О порядке разрешения дел в коллегиях и Сенате, если дело чисто, «но та персона по иным окрестностям подозрительна»[480], от 22 января 1724 года;

О запрещении подавать челобитья через придворных служителей, «покинув прямые судебные места»[481], от 13 ноября 1724 года;

О доведении до Сената сентенций на судей Юстиц-коллегии[482], без даты, и О доведении до сведения верховной власти дел в случаях мобилизации недвижимых имуществ, «на которые точных указов нет», без даты[483].

Нами приведен в хронологическом порядке длинный список собственноручных [царских] указов, при помощи которых Петр руководил организацией вновь устанавливаемых центральных учреждений по европейскому образцу. Из одного перечня заголовков видно, что Петру предстояло не только указать ведомства с определенным кругом дел, разграничить их компетенции, установить инстанции, но вместе с тем и уничтожить в корне старые азиатские служебные порядки, искоренить застарелые подьячьи нравы, в служебной тине которых потонуло бы всякое новое учреждение, снабженное самым лучшим в мире регламентом. Законодатель был поставлен в условия, при которых, как он писал в другом месте, «всё вновь, людей во оной обучать, правы и уставы ‹…› делать принужден был»[484], он вынужден был создавать «протчие обязательства», «что отымают старые поползновения делать»[485]. Поэтому среди перечисленных указов большинство было направлено к воспитанию служебной честности, к борьбе с непотизмом, подхалимством, недисциплинированностью, протекцией, покровительством придворных «персон». Законодатель прекрасно понимал, что старые порядки и нравы «все беспорядочной варварский обычай смеху есть достойный, и никакого добра из оного ожидать невозможно»[486].