Ибрагим купался в своей славе. Он ликовал.

Процессия величественно повернула на Большой бульвар, в сторону Айя-Софии и дворца Топкапы. Радость распространялась по всему городу, окутывала город и самого Ибрагима, наполняя его безмерной гордостью и жаждой власти.

Сулейман сидел в зале для аудиенций, окруженный сановниками, и слушал рев толпы, который делался все громче. Он сосредоточенно погладил бороду.

* * *

Хюррем лежала во Дворе фавориток рядом с Хатидже. Обе тихо засмеялись, услышав радостные крики над крышами зданий, которые окружали их со всех сторон. Хатидже взволнованно обняла подругу.

Давуд, которого одевал в праздничный наряд другой ичоглан, выглянул из окна. На него надели золотой шелковый кафтан, соответствующий его новому положению. Отныне он служит самой Тени Бога на Земле.

Давуд благоговейно вздохнул, вступая в Изразцовый дворец. Прошел мимо внутреннего двора, вокруг которого шла галерея, разделенная на несколько частей. Над двором переливался бриллиантовым блеском огромный купол, словно само небо, полное созвездий, спустилось сверху. Купола над другими внутренними помещениями напоминали тюльпаны; видел он и купола, лишь изящно позолоченные внутри или искусно расписанные фресками. Стены покрывали изразцы, от которых дворец и получил свое название. Таких красивых он в жизни не видел. Некоторые были расписаны павлинами и тюльпанами, завитками и геометрическими фигурами. Восьмиугольная синяя изникская плитка просто заворожила его. Слово «красивая» промелькнуло в его голове на всех языках, которыми он теперь владел. В нескольких комнатах дворца он заметил золотые трубы. Деревянные двери были инкрустированы черепаховыми панцирями. Каменные полы, почти от края до края, закрывали великолепные ковры. Некоторые украшали геометрические османские узоры, другие изображали стилизованных зверей из Ноева ковчега. Ичогланы, в число которых вошел и Давуд, заняли свои места и молча стояли в окружении всей этой роскоши, ожидая, когда прибудут султан и его гости для пира и вечерних развлечений.

Загремели трубы, забили барабаны.

Первыми в зал вошли несколько белых евнухов. Они были одеты безупречно, и все в высоченных белых тюрбанах.

Давуд разглядел в каждом тюрбане маленькие серебряные трубочки — символ их положения. Он уже знал, что такие трубочки необходимы евнухам для мочеиспускания. Теперь Давуд очень радовался, что сам он еще может держать свою плоть в руках, когда мочится, а не доверяет такое интимное дело холодному металлу.

Следом вошел султан; за ним по пятам следовали новый великий визирь Ибрагим-паша и несколько военачальников. Бросалось в глаза отсутствие предыдущего великого визиря, Ферхата-паши. Отныне никто не заговорит и не услышит о нем.

Султан и придворные расположились на диванах по всему залу. Барабаны умолкли; их сменила нежная мелодия лютни. Вошли несколько черных евнухов, одетых так же безупречно, как их белые собратья. Они ловко расставили в углу зала большую ширму, которая должна в течение всего вечера скрывать одалисок от жадных мужских взглядов. Убедившись, что ширма стоит как надо, главный черный евнух, которого, как Давуд теперь знал, звали Гиацинтом, зашел за ширму и открыл дверь, ведущую в соседнее помещение. За ширмой замелькали женские силуэты. Мужчины, сидевшие по другую сторону, замерли, втягивая ноздрями нежный и сладкий запах жасмина.

Давуд глубоко вздохнул.

Ударили в тарелки, и в основной зал вошла валиде-султан, закутанная в многослойные одежды алого цвета. Хотя ее фигура была совершенно скрыта многими слоями ткани, украшенной драгоценностями, изящество и красота угадывались в каждом ее движении. Она села рядом с сыном, решительно положив руку ему на колено.

Новый великий визирь обернулся посмотреть на Хафсу. Та теперь сидела между ним и султаном. Даже с противоположной стороны зала Давуд заметил, как валиде-султан смотрит на Ибрагима — казалось, она готова проникнуть ему во внутренности и съесть его печень.

— Поздравляю с победой, Ибрагим! — сказала она, едва заметно улыбнувшись.

Ибрагим почтительно кивнул в ответ.

Давуд продолжал наблюдать за валиде-султан; он решил, что и Александра тоже где-то здесь, за ширмой — она ведь наверняка сопровождает свою хозяйку. Он с тоской смотрел на тени за ширмой и навострил уши, стараясь расслышать даже самый тихий голос оттуда. Впрочем, скоро ему пришлось исполнять свои обязанности: обносить султана и гостей подносами с едой.

Сулейман подал знак главному белому евнуху. Тот подошел к нему и низко опустил голову, готовый прочесть в его жестах любое желание. Затем ага встал, подошел к Давуду и знаками сказал ему:

«Давуд, ты не будешь сегодня служить вместе с другими ичогланами. Тень Бога велит тебе сесть у его ног и есть из его тарелки в знак уважения к твоим достижениям и к тому, что ты отныне поступаешь к нему на службу».

Давуд почтительно кивнул и переместился к ногам султана. Он ловил на себе изумленные взгляды Ибрагима-паши и валиде-султан. Он заметил, как сверкнули глаза Хафсы. Глядя на Ибрагима, она не скрывала злорадства.

Перед султаном поставили огромное блюдо с мясом, хлебом и жареными овощами. Все гости молча ждали, пока султан насытится. Сулейман жестом пригласил Ибрагима и Хафсу присоединиться к нему; когда те тоже наелись, султан хлопнул Давуда по плечу и сказал:

— Отведай еды с моего блюда, мой ичоглан. Ты построил ворота на века! Возможно, они просуществуют так же долго, как и сама Османская империя.

Давуд ел с тарелки султана. Сулейман подкладывал ему самые вкусные куски. Молодой ичоглан съел почти целого фазана и острого барашка с чесноком. И Ибрагим, и Хафса пристально наблюдали за Сулейманом; тот не сводил взгляда с молодого ичоглана, который осторожно пробовал мясо и облизывал пальцы, отведав оливок из Италии. Нога султана, скрытая тяжелой материей кафтана, покоилась на бедре Давуда, отчего ичоглану было тепло и уютно. Тепло дополнялось ощущением сытости.

Ибрагим-паша запивал еду шербетом. Исподтишка посмотрев на него, Давуд заметил, как тот поморщился, когда валиде-султан положила руку ему на колено. Когда убрали поднос с едой и отнесли его к другим гостям, Сулейман поднял кубок с вином и провозгласил тост в честь победы на Родосе.

— За Ибрагима, нашего величайшего флотоводца и нового великого визиря! — громко сказал он.

Ибрагим величественно кивнул.

— Ибрагим, расскажи нам о своих подвигах. Расскажи нашим придворным, как ты освободил остров Родос и передал его под покровительство Алой мантии! — радостно закричал Сулейман.

Ибрагим начал рассказ. Он долго рассказывал о битве за Родос. Все внимательно слушали. Давуд восхищался храбростью Ибрагима-паши, однако не забывал и о тенях за ширмой и свежем аромате жасмина.

Наконец, Ибрагим рассказал о том, какую испытал радость, вернувшись в свой любимый Стамбул, и обещал и дальше укреплять могущество империи — ведь султан оказал ему большую честь, назначив великим визирем. Сулейман положил руку на плечи Хафсы и дотянулся пальцами до плеча Ибрагима. С явной нежностью он ласкал обнаженную шею друга, дергал за черную прядь, выбившуюся из-под положенного тому по должности зеленого тюрбана.