Ферхат-паша поклонился законодателю, молча наблюдая, как султан Сулейман встает и покидает зал.

— Мне будет недоставать твоих ласк и сладкого аромата твоей нежности, друг мой.

Ибрагима явно порадовали слова Сулеймана; он склонился к его руке. Они вдвоем сидели в роскошном Чиниликешк — Изразцовом дворце. Парк, раскинувшийся перед ними, снова запестрел зеленью листвы и разноцветными тюльпанами.

— Корабли готовы к отплытию; мы только что получили сообщения о том, что караваны с необходимыми припасами достигли южных берегов Анатолии. Я выбрал безопасный материковый залив, откуда мы и начнем атаку.

— Превосходно. Значит, сегодня будем радоваться и праздновать твою будущую победу и скорое возвращение.

Султан хлопнул в ладоши, и в павильон вошли несколько ичогланов. Они несли подносы с мясом и другими изысканными яствами. Перед Сулейманом поставили большое блюдо, доверху наполненное олениной, фазанами, перепелами, ягнятиной, курятиной и другими деликатесами. Еды здесь хватило бы и на двадцать человек.

— Иди, отведай мяса с моего блюда.

Ибрагим подсел к Сулейману так, что их бедра соприкасались, и оба накинулись на еду.

Сулейман оторвал ножку жареной перепелки и поднес к губам Ибрагима; он пытливо смотрел, как друг откусывает угощение. Ибрагим прожевал мясо и запил его несколькими глотками вина из своего кубка.

— Господин, чем закончилась твоя сегодняшняя аудиенция с эмиссаром французского двора? — спросил он.

Сулейман, жевавший оленину, ответил с набитым ртом:

— Безусловно, нам есть о чем подумать. Франциск — союзник, который нам пригодится. Его войска в Рейнской области сдерживают Габсбургов на Западе. Союз между Лилией и Полумесяцем в самом деле сокрушит этих ублюдков австрийцев и венгерского выскочку.

Ибрагим кивнул и вытер пальцы о полотенце, поднесенное пажом.

— Как только ты освободишь Родос, мы снова отправим янычар в Венгрию. Пусть подергают Лайоша за штаны. Через Венгрию мы проложим себе путь к Вене. Мы захватим золотое яблоко и вырежем из его сердцевины червя — Габсбургов.

Ибрагим кивнул, пробуя сладкую пахлаву с другого стоящего перед ними подноса. После того как они насытились, еду унесли. Друзья, откинувшись на подушки, приготовились развлекаться дальше.

На пол перед ними поставили большой кальян — наргиле. Паж набил чашку кальяна гашишем и разжег тлеющие угли. Султану и Ибрагиму-паше предложили мундштуки из слоновой кости; оба одновременно сильно затянулись. Дым в стеклянной трубке пузырился, проходя сквозь полупрозрачную жидкость. Обоим вдруг стало ужасно весело; в кровь как будто проник солнечный свет, краски стали во много раз ярче. Они продолжали жадно затягиваться, и стены вокруг них словно растворились. Их окутала атмосфера тепла и непобедимости, которая согревала им души.

Началось представление.

Перед ними на мраморном полу резвились шуты и карлики. Они валялись, кувыркались и потешно дрались, размахивая прутьями вместо сабель. Сулейман широко улыбнулся, когда один карлик поскользнулся и полетел по гладкому полу, сбив нескольких других. Они скакали по перилам и прыгали по диванам. Потом выбежал еще один карлик, одетый в женское платье с оборками, с густо напудренным лицом.

— Ха, Лайош! — завопил Ибрагим, громко хохоча.

Карлик закачался и задрожал в притворном ужасе, увидев развернувшуюся перед ним битву. Он побежал, а остальные стали гоняться за ним. Они перескакивали через диваны и оттоманки. Карлик в женском платье прятался за занавесками. Сулейман хлопнул Ибрагима по колену и, расхохотавшись, упал рядом с ним, не вынимая изо рта мундштука.

Потом за занавесками скрылись все карлики; оттуда послышались глухие удары и тонкие вскрики. Занавес качался и вскоре упал на пол. Из-под груды тел выполз карлик, изображавший Лайоша. Когда остальные окружили его, он потянулся было к своему «мечу», но тот переломился пополам. Карлик выронил обломок и, задрав платье, подставил преследователям ягодицы, предлагая им себя. Но другие карлики с отвращением наморщили носы и принялись хлестать «Лайоша» прутьями по голому заду.

Сулейман и Ибрагим хохотали так, что чуть не задохнулись. Гашиш по-прежнему бурлил в крови, туманя мозг. Наконец «Лайош» перескочил через перила и умчался в парк, а остальные погнались за ним. Тонкий визг еще долго слышался где-то вдалеке.

Сулейман и Ибрагим продолжали кататься по дивану, лаская друг друга. Сулейман достал мундштук изо рта и предложил его Ибрагиму. Его друг улыбнулся и, взяв в рот оба мундштука слоновой кости, сильно затянулся. Он задержал дым в легких и, выпустив его, сильно закашлялся. Сулейман хлопнул его по спине и крепко прижал к себе. Глаза его сверкали; он испытывал величайшую нежность к другу.

К ним плавно вошла Хатидже; она опустилась на колени перед двумя мужчинами. Женщина была закутана в несколько слоев мерцающей материи; нижнюю часть ее лица закрывали вуали красного, зеленого и золотого цвета. Когда вошедшие следом молодые девушки заиграли на лютнях, Хатидже встала и закружилась в танце.

Ибрагим отпустил Сулеймана и, затаив дыхание, стал следить за танцующей перед ними женщиной.

— Во имя Аллаха, я не встречал женщины красивее ее, — сказал он, жадно провожая Хатидже взглядом.

Ибрагим ласкал мундштук губами; каждое ее движение завораживало его. Он покосился на Сулеймана, но тут же обернулся к красавице.

Сулейман с изумлением следил за другом, заметив растущую выпуклость у него под кафтаном.

— Ее глаза завораживают, — прошептал Ибрагим, опуская руку и гладя свое растущее достоинство. — В них глубина, которую я до сих пор видел только в твоих глазах, мой любимый Сулейман.

Сулейман лукаво подмигнул Хатидже, когда та, кружась, проплыла мимо. Она хихикнула и, словно поддразнивая, провела рукой по выпуклости на шароварах Ибрагима. Затем она выплыла из беседки.

— У меня дыхание остановилось, господин, — еле слышно прошептал Ибрагим.

Он продолжал ласкать себя сквозь шелк кафтана, а затем, обернувшись, попытался вызвать такое же возбуждение у друга. Он явно удивился, не найдя отклика у Сулеймана.

— Она тебя не возбудила? Во имя Аллаха, она красивее и изящнее самого красивого и величественного тополя!

— Это моя сестра, Хатидже.

Ибрагим смущенно убрал руку.

— Прости меня, господин. Я не знал…

Сулейман отпил вина, а затем снова засунул в рот мундштук кальяна и расслабленно откинулся на подушки. Выпуская дым изо рта и ноздрей, он наконец прошептал:

— Хатидже в самом деле очень красива. Она также выразила желание узнать тебя так же хорошо, как знаю тебя я. Когда ты вернешься с победой, Ибрагим, она будет твоей, а ты будешь… нашим, — добавил он, печально улыбаясь.

Ибрагим смотрел туда, где скрылась сестра Сулеймана.