Бывалые рубаки-воины озадаченно молчали, собственное жизнелюбие всегда хранило их от подобных умозаключений.

— А можно я и за смертью поплыву, и за красивой наложницей тоже? — спросил самый молодой из полусотских.

Ответом ему был невеселый смех воевод.

Утром встало ослепительное солнце, засверкало успокоенное море, и предыдущий день вспоминался уже совсем не страшным.

Сухая прибрежная степь вскоре сменилась бескрайними гнилыми болотами, к которым невозможно было приставать. Тучи комаров лучше любых лучников отгоняли лодии подальше от берега. От встречных купеческих судов липовцы узнали, что в Корчевском проливе стоят пять ромейских бирем, досматривают все проходящие через пролив суда. Второй прорыв через них вряд ли окажется столь же легким и малокровным, как первый. Нужен был какой-то другой выход.

Земли, примыкающие к Таматархе, недаром называли Русским островом. Большая степная река Кубань, раздваиваясь в устье, одной протокой впадала в Сурожское море, второй — в Русское. По их берегам жили моричи — древнее русское племя, подчинявшееся лишь собственным старейшинам. Купцы этим путем пользовались редко — никогда нельзя было сказать, проплывут они по нему живыми или нет.

Сюда и направил Дарник свои лодии. На бортах снова появились щиты, камнеметы заняли свое место на упорах, а гребцы надели шлемы и нагрудники. Вперед княжеского дракара выдвинулись безмачтовые разведчики, куда перешел Буртым со своими бродниками. Протока была шириной меньше стрелища, к самой воде с обеих сторон подступал невысокий густой лес, откуда любая ватага моричей могла безопасно сколько угодно расстреливать из луков проплывающие суда. Князь дал сигнал поменять походный строй. Лодии и дракары поплыли двумя колоннами, с тем чтобы в случае нападения с двух сторон, в обе стороны, не теряясь, и атаковать. В мутном встречном речном потоке часто попадались застрявшие стволы деревьев, и тогда липовцы на лодиях особенно напрягались, предполагая засаду. Дарнику это живо напомнило первые два дня его одиночного путешествия на дубице по лесной Каменке, с постоянным ожиданием скрытых за листвой разбойников. Тогда, увидев выехавших ему наперерез вооруженных охотников за рабами, он воспринял их скорее с облегчением, чем со страхом.

К его великому изумлению, то же самое повторилось и на этот раз: с небольшой лесной прогалины в протоку въехали трое всадников с голыми торсами, круглыми щитами и кистенями.

— Кто едет? — крикнул по-словенски светлорусый молодец с серебряным ожерельем на шее. — Сойди сюда и скажи!

Князь видел, как Буртым, сбросив шлем и пояс с мечом, спрыгнул прямо в воду, которая оказалась ему по грудь. Потом вместе с всадниками скрылся в зарослях. Липовские лодии чуть подгребали веслами, чтобы удержаться на одном месте. Немного погодя из береговых кустов, куда скрылись Буртым с всадниками, выплыла дубица с одним гребцом и прямиком направилась к княжескому дракару. Стало быть, Буртым оставлен заложником вместо этого переговорщика, понял Рыбья Кровь.

Поднявшегося на борт дракара молодого морича звали Кухтаем, льняная рубашка с причудливой вышивкой указывала на его высокое положение — не меньше чем сотский. Глаза смотрели на все вокруг по-хозяйски, ничуть не смущаясь от присутствия десятков вооруженных оптиматов. По знаку князя воины-гребцы сместились на корму, и он с Кухтаем оказался на носу с глазу на глаз.

— Слышал уже о тебе, Дарник Рыбья Кровь, — уважительно признался морич. — Только не думал, что ты такой молодой.

— Да и тебе, кажется, не пятьдесят, — учтиво произнес князь.

— Твои воины брони надели, никак воевать с нами собрались? — Гость чуть насмешливо кивнул в сторону гридей.

— Я со словенами не воюю.

— Моричи не словены, — гневно поправил Кухтай.

— Русы тоже не словены, а говорят по-словенски. Когда заговорите по-моричски, тогда и будете моричи, — Дарник понимал, что не следует так говорить, но удержаться не мог.

Переговорщик особым пронзительным взглядом уставился в глаза князю, но Рыбья Кровь еще в детстве научился в этой борьбе взглядов бесконечно изучать брови противника. Так сделал и на этот раз. Кухтай первым отвел глаза в сторону.

— Правда ли, что вы идете на ромеев? — более покладисто спросил он.

— Мы идем на того, кто помешает нам идти, — ответил князь. — Для большого похода нас слишком мало, а для куцей разбойной добычи слишком много. Кто хочет на нас напасть, пусть спросит себя, готов ли он к своим большим потерям.

Морич молчал, вникая в слова Дарника, потом неожиданно широко улыбнулся:

— А тебе палец в рот не клади! И со своим гонором, и ни для кого не обидно! Всех мы к себе позвать не можем, но тебя, князь, с ближними гридями приглашаем.

Но Рыбья Кровь не спешил разделить его дружелюбие:

— Вы оставили у себя заложником моего лучшего хорунжего, поэтому я к вам гостить не пойду. Решим дело третьим способом. К вам пойдут наши товары.

— А есть и четвертый способ, — совсем развеселился Кухтай. — Товаров нам мало, хотим еще ваших лучших поединщиков.

Селище моричей называлось Заграда. Несмотря на громкое название, его окружал весьма ветхий плетень, лишь обозначающий внешнюю ограду. Таким же плетнем отделялись друг от друга дворища внутри поселения. Дома стояли не на земле, а на сваях, это и понятно — любой сильный дождь в южных горах — и тут сразу наводнение. Но как они зимой в мороз в них обходятся?!.

По договоренности с хозяевами на землю к Заграде сошло не больше двух сотен бойников в качестве зрителей. Пока становые полусотские выкладывали перед заградцами товары, на небольшом лугу шли приготовления к поединкам. Липовцы с любопытством глазели на местных русов, от коренастых плотных словен они отличались завидными тонкими талиями, плечами-крыльями и постоянным неугомонным движением.

Первые состязания по борьбе и кулачному бою не выявили явных победителей: княжеские оптиматы лучше были на кулаках, заградцы ловчее в борьбе. В метании топоров и сулиц проявилось полное равенство. Луки и арбалеты у липовцев были гораздо мощнее, поэтому в них состязаться не имело смысла. В борьбе на лошадях преимущество оказалось у моричей. Наконец настала пора для мечей и булав. Заградцы наотрез отказались заменять их деревянными образцами, обещая, что не будут в претензии за пролитую кровь своих поединщиков.

— Как ни выкручивайся, а без крови мы отсюда точно не уйдем, — посетовал Буртым.

Дарник сердито покосился на своего хорунжего и обратился к Кухтаю:

— Я вижу, что один на один ваш мечник всегда победит моего. Десять на десять они будут сражаться на равных. Зато пятьдесят моих пешцев всегда победят сто ваших пешцев. А настоящим или деревянным оружием, решать вам.

Теперь настал момент как следует призадуматься заградцам. Сто молодых пешцев — это было все, что могло выставить их селище. Лучшими поединщиками были далеко не все из них. Терять же за здорово живешь даже десяток парней тоже не хотелось. Но уж больно издевательски звучал сам вызов: сто против пятидесяти северян, которых моричи и за хороших воинов-то не считали.