После того как узнали, что настоящая фамилия сестер была Лофтус, которую те позже сменили на девичью фамилию своей матери, девушки рыскали по Интернету, продираясь сквозь сотни всевозможных сносок.

– Значит, так. Когда родилась Белинда, Веронике было четыре года. Это было в пятьдесят седьмом году. Родителей звали Альфред и Марта Лофтус. Отец был профессором экономики, а мать занималась воспитанием детей. Все вроде было нормально, но Белинда в возрасте шести лет и Вероника в возрасте десяти лет вдруг исчезают из школьных журналов. Место жительства они не меняют, и создается впечатление, что девочки перешили на домашнюю форму обучения, что для тех времен было нехарактерно. Одновременно, практически в то же самое время, мистер Лофтус исчезает из списка преподавателей университета.

– Он что, отказался от работы, чтобы учить собственных детей? – уточнила Стейси.

– Похоже на то.

– Ну, и на что же они жили?

– Судя по всему, мистеру Лофтусу доставляло удовольствие демонстрировать способности своих дочерей, особенно Белинды, бывшей не только одаренным математиком, но и знавшей к шести годам названия абсолютно всех городов, поселков и деревень в Соединенном Королевстве. Каждую пятницу мистер Лофтус распахивал двери своего дома для людей, которые приходили и играли с его детьми.

Стейси почувствовала горечь во рту.

– Играли?

– Задавали вопросы, тестировали девочек и платили за такую возможность.

– То есть Белинда была неким экспонатом, который демонстрировали и получали под это деньги… Ну, а чем славилась Вероника?

– Правописанием и немного игрой на фортепьяно. Но главной звездой была Белинда.

Стейси даже не могла представить себе, как ко всему этому относились сами девочки.

– Отличная работа, Тифф. То есть…

– Я еще не закончила, – Тиффани заглянула в свой блокнот.

В последние два часа Стейси все чаще ловила себя на мысли, что ей пока не хочется, чтобы эту девушку убирали. Может быть, позже, но точно не сейчас.

– Эти игрища постепенно превратились в передачи по радио, телевизору и в публичные выступления. И чем больше они выступали, тем больше их хотели видеть. Какое-то время они гастролировали в Европе, а в начале семидесятых побывали в Нью-Йорке. После этого исчезли с радаров, но у меня есть запись их последнего выступления на телевидении.

– Покажи, – попросила Стейси и, не вставая с кресла на колесиках, пересекла комнату.

Экран компьютера загорелся.

На нем была типичная студия для проведения ток-шоу с Кенни Фрэнксом, ведущим, сидящим по левую сторону стеклянного стола, и семьей, устроившейся напротив. Девочки сидели рядом, а родители расположились на более высоких стульях позади них.

Прежде всего на Стейси произвел впечатление внешний вид девочек. По ее прикидкам, Белинде было лет десять-одиннадцать, а Веронике – четырнадцать или около того. Обе были одеты в одинаковые платья с цветочным принтом, у обеих на левой стороне головы были банты. Наряд дополняли белые гольфы до колен и балетки. Все это вполне подходило Белинде, но для старшей девочки было совершенно неприемлемо.

Девочки сидели, скрестив ноги и сложив руки на коленях.

Что-то в этой мизансцене насторожило Стейси.

– Сделай звук погромче, – попросила она, когда камера наехала на ведущего Кенни, который демонстрировал в улыбке все свои тридцать два зуба.

– … И секрет их успеха – это учеба, учеба и еще раз учеба? – задал он вопрос, глядя поверх девочек на их родителей.

– Совершенно верно, – ответил мистер Лофтус без тени улыбки. – Талант необходимо тренировать и шлифовать.

– А на игры время остается? – продолжил Кенни, улыбаясь девочкам.

– Конечно, – ответил мистер Лофтус, но распространяться на эту тему не стал.

– И теперь вы, молодые леди, продемонстрируете нам результаты этой тяжелой работы, не так ли?

Девочки синхронно кивнули, и публика зааплодировала.

– И это они называют развлечением? – прошептала Тиффани, когда ведущий взял карточку из рук невидимого продюсера.

– Итак, у нас тут есть парочка заранее приготовленных заданий. А начнем мы с Белинды.

Стейси заметила, что выражение лица девочки ничуть не изменилось.

– Первый из трех вопросов: сколько будет, если три тысячи двести пятьдесят четыре умножить на семь тысяч шестьсот девяносто три?

– Двадцать пять миллионов тридцать три тысячи двадцать два, – ответила девочка, моргнув пару раз.

– О, боже… – Тифф наклонилась ближе к экрану.

Кенни громко рассмеялся и обвел взглядом аудиторию.

– Трудно в это поверить, но она права.

Аудитория разразилась громкими аплодисментами. В ответ Белинда улыбнулась, ее родители расцвели от гордости за дочь, а вот Вероника не выказала никаких эмоций. То, что ее сестра правильно ответила на вопрос, было для девочки совершенно естественным.

Кенни наклонился к девочке.

– Вы что, видели, что у меня написано?

– Я не мошенница, сэр, – девочка, улыбнувшись, покачала головой.

– Ладно, тогда попробуем кое-что посложнее…

– Мне это не нравится, – заявила Тиффани.

– Но тем не менее мы продолжаем смотреть… – заметила Стейси.

– О’кей, сколько получится, если семьдесят три тысячи шесть разделить на семнадцать, а полученный результат умножить на сто сорок три?

– Шестьсот четырнадцать тысяч сто девять целых и двадцать девять сотых. – На этот раз Белинда моргнула три раза.

– И она опять права, ребята! – Восхищенный Кенни обернулся к аудитории.

Та разразилась аплодисментами.

– Вы совершенно потрясающая юная леди, – сказал ведущий после того, как зрители успокоились. – Готовы ответить на третий вопрос?

Белинда, кивнув, сглотнула слюну.

Стейси поняла, что почти прилипла к экрану.

– И вот он! Семьсот шестьдесят семь умножить на сто десять, разделить на одиннадцать и умножить на триста шестнадцать…

Девочка моргнула целых четыре раза.

– Два миллиона четыреста двадцать три тысячи двадцать… один.

Лицо Кенни было само восхищение, пока Белинда не произнесла последнюю цифру.

Он нахмурился, а аудитория замерла в ожидании.

– Почти угадали, – сказал ведущий, выдавив из себя смешок.

Зрители молчали.

– Вы ошиблись в одной цифре. Результат – два миллиона четыреста двадцать три тысячи двадцать, а не двадцать один. Но вы были очень близки к успеху, – закончил ведущий, и зрители захлопали без всякого энтузиазма.