– Обделался ты, легавый, – с горечью повторил Нориев.

– Неужели? – переспросил Пенн, не моргнув глазом. Он ожидал, что человек, которому предъявлено обвинение в убийстве, будет говорить именно так. Хотя приехал сержант именно для того, чтобы во всем разобраться. Со всеми остальными он уже переговорил.

– Ага, как будто ты теперь будешь меня слушать, твою мать… Тогда ты ничего слышать не хотел, так зачем я тебе теперь? У тебя же есть преступник. То есть ты назначил кое-кого преступником, так что со статистикой и отчетами у тебя все в порядке. И кого в данном случае колышет, убивал ли я на самом деле?

– Меня, – честно признался Пенн. Он старался говорить поменьше, а слушать и наблюдать побольше.

Мужчина уже сдался. Он много месяцев кричал о своей невиновности, а теперь смирился со своей судьбой.

– Мне нужно немного времени, Григорий, – сказал Пенн.

– Чего вам надо? – Нориев развел руками. – Если б я знал, что из этого выйдет, то пригласил бы всю улицу, чтобы обеспечить себе алиби. Был совершенно обычный гребаный вечер. Двое измученных родителей сидели перед теликом и почти не разговаривали с того самого момента, как дети отправились спать. Глаза у меня слипались. Обычный вечер, и только два человека могут это подтвердить. Один из них умер, а вторая – гребаная, лживая…

– Она опять поменяла показания, Григорий, – заметил Пенн.

– Что вы сказали? – У мужчины отвалилась челюсть.

– Она вернулась к своей первой версии. И говорит, что весь вечер вы провели с ней.

Казалось, Нориев потерял дар речи.

– Она отказывается это как-то объяснять и чего-то боится, но, честно говоря, мы не можем доверять ни одному ее слову.

Мужчина повесил голову, как будто боялся на что-то надеяться.

– Но и это еще не все, – продолжил Пенн, зная, что говорит слишком много, но ему необходимо было увидеть реакцию заключенного.

Григорий поднял голову.

– Показания нашего свидетеля не так надежны, как мы думали в самом начале.

– Так по-другому и быть не может, – в голосе Григория слышалось недоумение. – Этот гребаный воришка не мог меня видеть, потому что меня там не было.

Пенн не стал распространяться о том, что Рики Дрейк вообще никого не мог видеть. Это была еще одна непростительная ошибка с их стороны.

– Но тогда что с этой футболкой, Григорий? – К этому вопросу Пенну приходилось возвращаться вновь и вновь.

– Я ее никогда раньше не видел, – ответил мужчина, качая головой.

– Так не пойдет, приятель. Кровь жертвы была обнаружена на одежде, найденной в вашем сарае.

– Я просто не знаю, как еще это сказать, – Нориев обреченно вздохнул. – Клянусь, что это не я положил ее туда.

Пенн провел рукой по волосам.

– И тем не менее этого недостаточно. Послушайте, я понимаю, что у вас есть все основания не доверять мне, но помогите же нам. Ведь за последнее время с вами никто не вел подобные разговоры.

Целую минуту Григорий сверлил его глазами.

– Вы все это серьезно? Вы действительно хотите посмотреть на все непредвзято?

– Для этого я здесь.

– У меня нет ничего, что так или иначе могло бы вам помочь, но я расскажу вам всю правду, а потом решайте сами…

– Продолжайте.

– Вы говорите, что нашли футболку? – спросил Нориев.

– Да, я сам делал обыск в сарае.

– И где она лежала?

– У стены, в самом дальнем правом углу от двери.

– И что вам пришлось отодвинуть, чтобы до нее добраться?

Пенн задумался.

– Пару детских велосипедов, парочку стремянок, какие-то коробки…

– И все это стояло перед дверью, так?

– Ну да, – подумав, сказал Пенн. – Где-то до середины, а потом до самой стены шло свободное пространство.

– Я всегда все ставлю перед дверью, приятель. По обеим сторонам от нее. Складываю в кучу, а потом постепенно отодвигаю все дальше и дальше…

Судя по тому, что он видел, Пенн вполне мог поверить в это.

– Опять-таки, ничего конкретного у меня нет, но я клянусь, что не клал эту футболку возле задней стены сарая, потому что я туда ни разу не доходил. Никогда в жизни.

Пенн покачал головой, ничего не понимая.

– И все из-за пауков, приятель. Я их не просто не люблю. Я боюсь этих засранцев до смерти.

– Как ты думаешь, что Вероника имела в виду, когда сказала, что у нас есть доступ ко всему? – спросил Брайант, подъезжая к «зебре».

Ким и сама все время думала об этом. К чему конкретно им нужен доступ? Разве они знают еще не все?

– Сейчас этим занимаются Стейс и девочка Динь-Динь, – ответила она. – Но меня больше интересует, что расскажет нам Фредди Комптон.

– То есть ты вычеркиваешь Веронику из списков?

– Послушай, Брайант, когда такое было? Просто пока она потомится на медленном огне. А если появится прямая связь между ней и второй жертвой, то я опять включу газ на полную…

– Ты что, готовила что-то вчера? – Сержант искоса взглянул на нее. – Ты начинаешь проводить аналогии с кухней, только когда накануне решаешься зайти на нее. Судя по всему, визит был неудачен…

– Моя плита меня ненавидит.

– Ты что, винишь во всем кухонные принадлежности?

– Естественно, – ответила инспектор с таким видом, как будто это было очевидно для любого нормального человека.

За долгие годы она перепробовала все рецепты, которые только могла найти в поваренных книгах, Интернете или в видео на «Ютубе»; обращалась даже в детские кулинарные кружки в супермаркетах… но всюду ее ждал полный провал. А так как у всех ее попыток был один общий знаменатель, то ей оставалось винить только кухонную плиту.

– Так вот, еще раз: я вовсе не вычеркиваю Веронику Эванс из списков. Но Стейси сказала, что этот Фредди Комптон занимался организацией мероприятий «Брейнбокс» лет двенадцать, до тех пор пока эстафету не приняла семейка Уэлмсли. Так что на этих мероприятиях он должен был видеть и ту и другую жертву. И, возможно, знает, что их может связывать – и, что важнее… Брайант, твою мать, ты куда нас завез?

– А я все ждал, когда ты наконец задашь этот вопрос… – Сержант фыркнул.

Они действительно увлеклись – между тем местом, где они находились, и Киддерминстером было черт знает какое расстояние.

– Мы сейчас в деревне, которая называется Клеобери-Мортимер, и вот здесь мы повернем налево. – Брайант сделал резкий поворот, и дорога сразу же пошла вверх.

– На дорогу это мало похоже, – простонала Ким, когда в пассажирское окно застучали ветви ежевики, росшей на обочине.