И сейчас Грифф испытывал нечто подобное, только в отношении ее, Полины, и даже не потрудился как-то скрыть свои чувства.

Если до сих пор она лелеяла надежду, что ей удастся сохранить свое сердце в целости и сохранности и уберечься от того чувства к нему, которое разрушит ее жизнь, то теперь надежда растаяла. Полина знала, что, когда эта неделя закончится и они расстанутся навсегда, ее ждут вечные муки от безответной любви.

– Мисс Симмз?

Полина вздрогнула от неожиданности.

– Ах, так это действительно вы! – Прямо перед ними откуда ни возьмись выросла леди Хауфнот. – А это вы, ваша светлость. Какой приятный сюрприз! Мы как раз возвращаемся из вашего дома.

– Да? – с мрачной миной произнес Грифф.

– Да, мы надеялись засвидетельствовать свое почтение драгоценной мисс Симмз. Так хотелось услышать ее рассказ о ней самой и ее семье. К сожалению, в «Дебретт» на этот счет нет почти никакой информации.

От Полины не ускользнул намек дамы на ее низкое происхождение. Джордж Дебретт, по имени которого назван ежегодный справочник дворянства, начал издавать его с 1802 года, и, разумеется, о семье Симмз из Суссекса там не было ни слова.

– Нас не было дома.

– Это очевидно, – усмехнулась леди Хауфнот.

– Приношу извинения за доставленные неудобства, – никак не отреагировав на ее тон, холодно сказал Грифф. – Возможно, вы найдете время навестить нас как-нибудь в другой раз.

– Да-да, конечно. И еще позвольте мне выразить свою глубочайшую обеспокоенность состоянием здоровья вашей матушки и пожелать ей скорейшего выздоровления.

– Что? – совсем другим голосом воскликнул Грифф.

Леди Хауфнот в недоумении приподняла бровь.

– Вы не знали? Дворецкий нам сообщил, что герцогиня серьезно больна.

Как назло, доехать до дома быстро не получалось: то и дело возникали заторы на дороге. Грифф заметно нервничал, и Полина, как могла, старалась его успокоить.

– Я уверена, что с герцогиней все в порядке. Возможно, она просто сказалась больной, чтобы не принимать эту жуткую женщину.

Грифф кивнул, надеясь, что все обстоит именно так, и все же хотелось своими глазами убедиться, что здоровье матери в полном порядке.

Когда они наконец добрались до дому, Гриффин бегом помчался в покои герцогини. Он понимал, что мать не молодеет с годами, что рано или поздно у нее начнутся проблемы со здоровьем, но она казалась такой крепкой, такой энергичной. Он не был готов ее потерять, как не был и готов оставаться один на целом свете.

– Мама? – Ответом ему была тишина, и Грифф почувствовал, как в горле встал ком. – Мама?..

Наконец ресницы ее дрогнули, глаза открылись, и слабый голос спросил:

– Гриффин? Это ты, мой дорогой мальчик?

Черт побери!

В этот момент Гриффин понял, что все это притворство чистейшей воды: никогда в жизни мать не говорила ему «мой дорогой мальчик», он бы запомнил.

Герцогиня пребывала в полном здравии, и, как всегда, замышляла какую-то каверзу. Ему захотелось ее придушить.

– Подойди поближе. – Ее бледная рука хватала воздух. – Я хочу в последний раз посмотреть на твое лицо.

Право же, по ней плачет сцена: актриса она потрясающая.

Мать выдавила патетический кашель.

– Единственное, о чем я сожалею… праздник в Воксхолле сегодня вечером.

– Не переживай. Мы туда не поедем.

– Нет? – Голос ее заметно окреп: похоже, умирать она передумала. – Нет, вы должны быть там. Все ждут вашего появления.

– Тогда зачем разыгрывать этот спектакль?

– Ничего я не разыгрываю. – Мать картинно опустила на простыню вмиг ослабевшую руку. – Просто действительно приболела. Сквозняки, туман, речная сырость, все эти бесконечные лестницы Воксхолла… При одной только мысли об этом меня начинает знобить. Так что поезжайте без меня: не хочу портить вам вечер.

– Отчего-то мне в это с трудом верится. Ты сделала все, чтобы испортить нам день.

Неужели она, черт возьми, не понимает, какого страху нагнала на него? Уж лучше пусть бы сватала ко всем подряд. Даже похищение не идет ни в какое сравнение с тем, что она сотворила. Такое не прощают.

– Ты не больна, так что потрудись немедленно подняться с постели и прекратить эту комедию.

Герцогиня бросила на него насмешливый взгляд.

– Гриффин, ты всего лишь герцог, а не святой Иоанн, исцеляющий прокаженных.

– Скажи мне, какой святой покровительствует сыновьям, которым матери жить не дают? – Грифф мрачно уставился на нее и тут заметил какой-то ком, выступающий из-под одеяла. – Что это ты там прячешь?

Герцогиня накрыла холмик рукой.

– Ничего.

– Не валяй дурака. Я же вижу: там что-то есть. Что это?

Гриффин протянул было руку с намерением извлечь из-под одеяла загадочный предмет, но герцогиня вцепилась в это нечто мертвой хваткой:

– Оставь меня в покое!

– Я все равно узнаю, что ты там прячешь.

Борьба продолжалась несколько секунд, до тех пор пока что-то острое не вонзилось ему в запястье.

– Ой!

Гриффин отшатнулся и коснулся колотой ранки, где выступила капелька крови. На этот раз она решила заколоть его булавками? Господи, да ей бы амазонкой родиться!

– Беру свои слова обратно: ты действительно больна, серьезно больна. И когда эта неделя закончится, мы обсудим условия твоего дальнейшего существования. Насколько мне известно, в Ирландии есть неплохие пансионаты для таких, как ты.

В этот момент Полина отозвала его в сторону и прошептала:

– Все в порядке, не волнуйтесь. Если мне предстоит опозориться перед обществом, то без нее у меня это получится даже лучше.

Грифф не был в этом уверен, поскольку точно знал, что на уме у матери. Она добивалась, чтобы они с Полиной весь вечер провели вдвоем в безнадежно романтичной обстановке, а там уж… Поэтому возразил:

– Я так не думаю.

– Я в Лондоне всего на неделю, и скорее всего больше мне никогда не доведется побывать в столице, – с мольбой в глазах проговорила Полина. – А увидеть Воксхолл так хочется! Да и обещанные деньги должна же я отработать!

Грифф вздохнул:

– Да уж постарайтесь так ударить в грязь лицом, что…

– Слушаюсь, сэр! – рассмеялась Полина.

Грифф кивнул, но при этом его терзали смутные сомнения: сопротивляться искушению было все труднее.

– Хиггс, – приказал Грифф дворецкому, перед тем как покинуть покои матери, – проследи, чтобы герцогиня не вставала с постели. И позови врача, но не из числа тех, что церемонятся со своими пациентами, а такого, кто будет лечить ее пиявками.