Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ака, — крикнул я дервишу, но тот даже головы не повернул, резво просеменил вдоль стены и скрылся за дверью.
Пожав плечами — может старик на ухо туговат — я проследовал за ним. За дверьми открывался узкий темный коридор, кончавшийся аркой. Вдоль стен слева и справа в углублениях притаились двери. Старик испарился, будто и не было его, и даже эха шагов не доносилось. Стены и потолок неприятно давили, а воздух казался затхлым, как в подземелье. Сбросив наваждение, я решительно двинулся прямо на свет, льющийся в коридор через портал.
Едва я ступил в просторный светлый зал, мое внимание приковал мозаичный купол. Сложный узор создавал впечатление гигантской сети, наброшенной на небесный свод. Яркие островки, разбросанные по всему куполу, напоминали дивной красоты цветы-звезды. Ниже под куполом по всему периметру расположились окна, чередующиеся с глухими порталами, также украшенными мозаикой.
Солнечный свет и мозаичный узор пробуждали некую магию, и вся эта конструкция, казалось, начинала оживать. Пояс окон и порталов медленно раскручивался по часовой стрелке, пестрый небосвод опускался прямо на меня. Я застыл, позабыв о дыхании, и погружался в эту мистерию. Узор купола распахнулся, засиял пронзительно-голубым, и я ощутил, будто меня тянет туда, в этот ослепляющий свет. В ушах зазвучала музыка, подобной которой я никогда не слышал на земле. Сладкозвучные голоса звали меня к себе и не было сил противиться их зову, да я и не хотел. Стопы уже начали отрываться от каменных плит...
Звонкая хлесткая пощечина обожгла мою кожу. Краткая вспышка в глазах, и вот я снова стою в зале ханаки, а передо мною — дервиш в лоскутном халате яростно вперился в меня взглядом.
— Далеко собрался? — ехидно поинтересовался старик, сдвинув кустистые брови.
— Э-э-э... я просто...
— В рай раньше времени захотел попасть? — продолжал наседать дервиш. — Так его еще заслужить надобно.
Я стоял, хлопал глазами, пытаясь прийти в себя, и не понимал, о чем толкует этот странный старикашка.
— И откуда ж тебя, такого дурачка, принесло? — не унимался хамоватый дервиш.
— Из Ирама, — губы будто сами выплюнули ответ, не давая мне времени на размышления.
— И как оно там, в Ираме? — ничуть не удивившись, ровным тоном спросил старец.
Мне уже порядком надоели расспросы этого оборванца, поэтому я не стал церемониться и нанес выпад его же оружием.
— А ты сам кто такой? И чего привязался ко мне?
Дервиш вскинул брови в притворном изумлении, но ответить не успел. В зал стремительно вошел высокий чернобородый мужчина, поклонился старику и почтительно произнес:
— Учитель, приехала повозка из дворца. Теркен-хатын нижайше просит вас почтить ее своим присутствием.
— Ох уж эти вельможи, — посетовал старец. — Не дают старику побыть наедине с Аллахом. Ступай, Фархад-ака, скажи, пускай обождут. Теркен-хатын все равно сейчас обедает.
Мужчина поклонился и бесшумно покинул зал.
Старик постоял какое-то время в задумчивости, не обращая на меня никакого внимания. Затем будто вспомнив что-то, развернулся и бросил устало:
— Ты чего пришел-то?
Вздрогнув от его голоса, я не сразу нашелся.
— Шейх... мне нужен шейх.
Старик не ответил, неспешно двинулся к выходу. Однако в арке обернулся, пронзил меня взглядом и бросил негромко:
— С родичами попрощайся сперва. Разговор у нас будет долгим.
И скрылся во мраке коридора, оставив меня в недоумении.
На выходе из дома я столкнулся с мужчиной, который прервал нашу с дервишем беседу. Поколебавшись, я все же обратился к нему:
— Ака, а кто это старик, с которым я беседовал в зале?
Тот посмотрел на меня как на идиота и осудительно покачал головой.
— Упаси тебя Всевышний отзываться о великом шейхе без почтения, — назидательно продекламировал мужчина. — Он — великий предводитель, звезда веры, Полюс ислама, довод мистической школы, восстановитель правоверия, доказательство Истины — Наджмаддин аль-Кубра, да освятит Аллах его тайну, да будет Он доволен им и его семьей.
Я замер, будто громом пораженный, а в душе вспыхнуло пламя стыда, а вслед за ним надежды: шейх обещал помочь. Наконец-то я смогу разобраться с тем, что творится со мной. Буря осядет, воздух очистится и откроется моя истинная суть. И память о моем прошлом...
Рассеянно поблагодарив послушника, я заторопился в стойло, потянул за собой жующую Ханым и потрепал по загривку Садика.
— Вперед, друзья мои, негоже противиться судьбе, если она указует тебе путь.
Садик одобрительно тявкнул, Ханым ткнулась мордой мне в лицо.
До вечера я слонялся по Гурганджу, любовался архитектурой центральной части, наблюдал за суетящимся людом на рынке, вдыхал привычные и незнакомые ароматы. Я впитывал в себя звуки, запахи, взгляды, жадно дышал этой незримой, но вещественной густотой жизни — и не мог надышаться, словно умирающий на смертном одре. Опомнился, когда солнечный свет налился пунцовыми красками, а улицы постепенно стала заполнять приятная вечерняя прохлада.
Хусана и Азиза я застал во дворе караван-сарая, мужчины навьючивали верблюдов, готовясь к обратной дороге.
— Ну, где тебя шайтан носит? — раздраженно проворчал дядя. — Караван до Мерва отправляется через полчаса. Цепляй вот эти вьюки на свою одноглазую красотку.
— Я остаюсь, — спокойным будничным тоном заявил я, и мужчины разом подняли головы, уставившись на меня.
— Не валяй дурака, Бахтияр, — Азиз, похоже, перестал на меня дуться. — Сейчас не до шуток.
А вот Хусан продолжал на меня смотреть, и что-то такое мелькнуло в его взгляде, что я не усомнился: он все понял.
— Опять сбегаешь от нас? — с грустью промолвил дядя и опустил взгляд, сделав вид, что поправляет пояс.
— Не от вас, амаки, — я подошел к нему, положил руку на плечо. — Видит Аллах, как я благодарен вам, моей семье, за все, что вы сделали для меня, за вашу любовь, терпение и поддержку... — я запнулся на секунду, подбирая слова. — Но пустота в душе не дает мне покоя, она гложет подобно червю и сводит с ума. Я должен найти ответы, иначе жить невыносимо.
— Но почему Гургандж? — воскликнул Азиз, махнув рукой. — С чего ты взял, что найдешь ответы тут?
— Почтенный Наджмаддин аль-Кубра согласился взять меня в ученики.
— О, в нашей семье будет праведник, — расхохотался Хусан, и я узнал в нем того самого дядю