И эти надежды рухнули.

Человек по имени Блэквелл отошел от каминной полки и обратился к нему:

– Между нами много крови. Достаточно, чтобы сделать нас братьями. Но о твоем происхождении я ничего не могу рассказать.

– Почему ты украл мое имя?

Блэквеллу потребовалось несколько напряженных мгновений, чтобы найти ответ, и когда он это сделал, его голос прозвучал грубее от грозного мужского переживания:

– Однажды ночью, когда мы вернулись с работы по рытью тоннелей, ты спросил, можем ли мы поменяться камерами, чтобы ты заплатил Уолтерзу за татуировку. – Он пожал плечами. – Иногда мы так поступали. Мы были покрыты пылью, и нас практически невозможно было отличить, и охранники не обращали внимания – для них мы все выглядели на одно лицо. Но я не знал, что мой злобный папаша заплатил четырем охранникам Ньюгейта, чтобы наконец от меня избавиться. Посреди ночи они ворвались в мою камеру, чтобы до смерти избить Дугана Маккензи… и, насколько известно, избили.

– И никто не сказал им правду? – не подумав, спросила Лорелея.

Когда он к ней обратился, сожаление в его взгляде казалось искренним.

– Дориану за кражу до освобождения оставался всего месяц. У Дугана Маккензи впереди были еще долгие годы за убийство священника. Как бы я ни оплакивал своего брата, его смерть предоставила мне уникальную возможность выйти на свободу. Единственное, что имело значение, – это найти Фару. И мне было бы безопаснее, если бы мой злобный папаша думал, что ему удалось от меня избавиться. И ей тоже. – Он посмотрел на свою жену, казалось, черпая у нее поддержку. – Без меня она осталась совсем одна. Она единственная имела для меня значение.

Лорелея внезапно почувствовала себя чужой, преградой между двумя так сильно любящими друг друга людьми.

Она снова посмотрела на мужчину, которому дала имя двадцать лет назад. Мужчину, у которого уже было имя, когда она его нашла, но девчонка в ней эгоистично пожелала, чтобы он его не вспомнил.

А сейчас? Что оно для него значит?

Для них?

– Вы в самом деле нас не помните? – спросил Грача Мердок.

Пират проигнорировал шотландца, поскольку встретился глазами с Лорелеей. Его ноздри затрепетали, руки дрогнули. В остальном он остался недвижим, лицо твердо, как камень, как будто поколебать его мог лишь удар молотком и зубилом.

Его звали Дориан. Дориан Блэквелл.

И она это ненавидела.

Она знала, что, как бы ни была несправедлива, она не была тем, кем он был для нее.

Вдобавок, Эш – ее Эш – был мертв.

Разве Грач уже не говорил это тысячу раз?

Она не могла представить все чувства, с которыми он боролся. Все вопросы к себе, готовые вспыхнуть, как вулкан. Но она видела его напряжение – осанку, тяжелое дыхание.

Внезапно Лорелее страшно захотелось вернуться домой. Войти в свою маленькую комнату, спрятавшуюся у чердачной лестницы Саутборн-Гроув. Забраться на кровать, свидетельницу их невинного досуга. Назад, когда ее прикосновение его успокаивало, а его – дарило ей ощущение безопасности.

Как невыносимо было смотреть в лицо человеку, которого она когда-то любила, и самой шептать, что он всего лишь призрак. Глядя в знакомые до боли глаза, иногда узнавать его – и лишь для того, чтобы снова потерять в темноте.

– Кто еще об этом знает? – Вопрос Грача встретило нерешительное молчание. Он поразил их всех. – Я знаком с твоими сводными братьями, Демоном-горцем и графом Торном. Они упоминали, что вы родственники, хотя не называли тебя Дуганом Маккензи.

– Мои родные братья и я храним грехи и секреты друг друга, и у нас их много. – Черное сердце из Бен-Мора шагнул в сторону тени, где все еще стоял Грач. – Если честно, в моем сердце ты был моим братом больше, чем кто-либо еще. Мы защищали друг друга, ты и я. Воевали, проливали кровь и властвовали вместе. С ними у меня никогда ничего подобного не было. На самом деле я никогда не был Маккензи. – Он поднял брови, словно ему пришла в голову идея. – Были другие, с которыми ты дружил как Дориан. Кристофер Арджент, мальчик, родившийся в тюрьме у матери-преступницы. Он живет с женой в Лондоне. И Мердок здесь, вместе со своим человеком, Грегори Таллоу. И Уолтерз… хотя его жена увезла его в отпуск, если ты в это поверишь. Кое-кто из моих бандитов тебя вспомнит. Они были верны со времен Ньюгейта. Если тебе нужно больше доказательств того, кто ты такой.

– Это не имеет значения. – Грач схватил себя за переносицу, зажмурив глаза, словно от сильной боли. – Я не помню их, – резко произнес он.

– Учитывая, что эти охранники с тобой сделали… я вовсе не удивлен. – Блэквелл – по крайней мере, Лорелея все еще считала его Блэквеллом – подошел к противоположной стене библиотеки и вытащил древний фолиант. – «История римских завоеваний Британии». – Он почти благоговейно раскрыл том.

Мердок фыркнул:

– Думаю, сейчас время для урока древней истории…

Один взгляд хозяина заставил камердинера замолчать.

– Как я уже сказал, на следующий день охранники заставили нас убрать камеру после бойни. В той камере у нас с тобой был тайник. За камнем стены. Когда я его проверил… я нашел это.

Блэквелл опустил длинное тело на один из стульев и положил открытую книгу на журнальный столик.

На этот раз задохнулся от удивления Монкрифф. Охваченный волнением, он победоносно рассмеялся и похлопал своего ошеломленного капитана по плечу.

– Капитан, можете ли вы поверить в нашу чертову удачу? – Он приложил ладонь ко лбу, как будто проверяя температуру. – Будь я проклят.

В вырезанных страницах тома лежали тонкая ржавая сигилла. Фигура змееподобного дракона с четырьмя когтями и языком, извивающимся меж грозными зубами, под ним выгравированы два слова: NIGRAE AQUAE.

– Ваша татуировка, – выдохнула Лорелея.

Грач рухнул на другой стул, засучив рукав. Из-под паутины шрамов в окружении дополнительных татуировок виднелись только голова и передние когти дракона. Когда Лорелея впервые увидела эту татуировку, она была у него на теле единственной. Буквы RAE и UAE.

Буквы NIG и AQ вместе с половиной тела дракона сожгла щелочь.

– Как насчет линий под ним? – спросила Лорелея, потянувшись через стол, чтобы увидеть чернильные линии, расходящиеся от дракона, как ветви мертвого дерева. – Вы выясняли, что они значат?

Он смотрел на кончик ее пальца, гладивший его татуировку. На секунду закрыл глаза, будто смакуя ее прикосновения.

– Да, – наконец ответил он. – Это карта.

– Эта карта. – Блэквелл расправил старый кусок кожи из книги от складок и растянул его.

Лорелея пошатнулась, ошеломленная настолько, что не могла найти слов.

– Это скифский дракон, – сказал Блэквелл. – В ту ночь, когда на тебя… напали, Уолтерз выбивал на твоем теле это. – Он ухмыльнулся Грачу, и Лорелея увидела, какими они были мальчишками. В их черноволосых головах жила общая мечта о сокровищах и приключениях. – Ты все еще ищешь клад Клавдия?