Не на палубе корабля под безжалостно палящим солнцем.

Ни Грач, ни Монкрифф, ни Блэквелл, ни Мердок не претендовали на два чудовищных кожаных кресла напротив дивана, где с тревогой сидели дамы.

Блэквелл тотчас подошел к камину, неестественно огромному, оперся рукой на каминную полку и уставился в ревущий огонь, как будто единственным здоровым глазом мог видеть в огне прошлое.

Лорелея перевела взгляд с него на Грача, стратегически расположившегося слева от собравшихся, на границе света и тени. Выгодная позиция – кроме книжных полок у него ничего и никого не было за спиной, а он видел северный и западный входы в комнату.

И всех входящих и выходящих.

Это его место. Он всю свою жизнь прожил наполовину в тени… тьма грозила его поглотить.

«Вернитесь, – подумала Лорелея. – Выйдите к свету».

Он стоял как страж, ноги широко расставлены, руки скрещены на груди.

Огромный, смертоносный и… потерянный.

Несмотря на все его утверждения, что он больше не Эш, в этот миг он напоминал мальчика, которого она любила. Бесстрастность и бесчувственность сменились сонмом гримас. Одна страшнее другой.

Хотя он не двигался, мышцы и угроза перекатывались с гор его плеч ощутимыми волнами. Еще кто-нибудь это чувствовал?

Лорелея за него болела. Болела во всем. Болела за его боль, жаждала его внимания, его прикосновения.

«Боже, что это значит?»

Разумеется, безумие. Сочувствие тому, кто пару дней назад убил ее брата, по собственному признанию, убил бесчисленное множество людей. Самому разыскиваемому мужчине на свете.

И он хотел ее.

Монкрифф стоял у его плеча, его красивое лицо выражало нечто среднее между недоверием и недовольством.

Фара нарушила грозное молчание.

– Насколько понимаю, дорогой муж, с тех пор как вы привели гостей в наш дом, ваши… переговоры увенчались успехом. – В мягкий гобелен ее голоса вплелась стальная нить.

Мортимер жену за подобный тон разговора с ним задушил бы.

Блэквелл лишь кротко вздохнул.

– Я должен рассказать историю, – пробормотал он, смотря в огонь. – Всем собравшимся необходимо ее услышать.

Хотя леди Фара была неизменно вежлива и добра, Лорелея эту женщину практически не знала, и явная привязанность светловолосой красавицы к ее необъяснимо грозному мужу ставила в тупик.

Так называемый Черное сердце из Бен-Мора был типичным злодеем. Он мог сойти со страниц одного из дюжины бульварных романов ужасов – темный, коварный и непостижимый.

И все же он терпеливо счищал детскую отрыжку со своего обшлага, а затем собирал гарнизон наемников, чтобы защитить свою крепость от пиратской осады.

А с другой стороны ангельская графиня, казалось, успокаивала или подбадривала всякого, кого встречала, в том числе Лорелею. Но владычествуя как несомненная королева, она выступала на стороне мужа. Львица, ради которой сонмы людей отдадут жизнь.

– Тогда познакомимся. – Фара встала и подошла к пиратам. – Я леди Фара Блэквелл. А вы?

– Монкрифф, миледи. – Он взял ее ладонь и поцеловал воздух над ней, сверкая обворожительной улыбкой.

– Монкрифф? – Она задумалась. – Девочкой я знала семью Монкриффов. Вы не родственник Томаса Монкриффа? Графа Кростуэйта?

Грозный пират вздрогнул.

– Боюсь, это мой покойный отец.

– Его первенец отправился воевать в Индию, и мне сказали, что он не вернулся, – удивилась она. – Неужели вы – Себастиан?

– Во плоти.

– Граф Кростуэйт! – воскликнула она. – Где же вы были все это время?

Лорелея глянула на Веронику, ловившую каждое слово разговора с явным интересом.

– Везде и нигде, – пожал плечами Монкрифф, не пытаясь скрыть неловкости. – Я решил, что больше гожусь в пираты, нежели в парламент.

– Вот как, – рассмеялась Фара. – Рада познакомиться.

– Я также, – кивнул он в замешательстве, которого Лорелея не могла в нем заподозрить, оглядывая комнату.

– А вы? – обратилась она к Грачу, но тот продолжал стоять, скрестив руки. Вместо этого он устремил взгляд на ее мужа, который посмотрел на него в ответ.

– Фара, – произнес он имя жены довольно резко, – это Дориан Блэквелл.

Она отдернула протянутую ладонь, прикрыв ею рот.

– Боже, – выдохнула она. – Вы живы.

У Лорелеи перехватило дыхание от эмоций. У него есть имя. У него… имя другого человека?

– Ч-что происходит? – Лорелея проклинала дрожь в своем голосе. И жалость в глазах Фары, когда она к ней повернулась. И злобу, с которой на нее взглянул Монкрифф.

Ей не нравилось, что он все еще отказывался на нее смотреть. Как она назвала его сейчас в уме? Грач? Дориан? Эш? Муж?

Это имело значение?

Он смотрел на Черное сердце из Бен-Мора со смесью раздумья и скепсиса. На человека, который жил под его именем долгих двадцать лет. Он возьмет свои слова обратно? Или будет драка?

Фара вернулась к Лорелее, села рядом с ней, как будто у нее подкосились колени.

– Я родился Дуганом Маккензи, нежеланным бастардом ненавистного шотландского помещика Хеймиша Маккензи. – Мужчина у камина поднял голову, и огонь осветил его бледное лицо. – Фара и я детьми жили в одном и том же детском приюте в горах, где я, защищая ее честь, убил священника. – Фара всхлипнула, и Лорелея вновь обнаружила, что та сжимает ей руку. – Меня отправили в тюрьму Ньюгейт. Где я встретил его. – Дикарские черты Блэквелла смягчило нечто похожее на нежную тоску по прошлому. Он посмотрел на Грача, все еще не шевельнувшего ни мускулом, если не считать неровного колыхания груди. – Боги, как мы сначала ненавидели друг друга. Однажды ты бросил в меня камень, и мы сражались как дьяволы. Били друг друга до крови. – Он скривил губы, словно вспомнив нечто приятное. – Из-за меня у тебя нос с горбинкой, которая со временем, кажется, стала только больше.

Лорелея подняла глаза, заметив небольшой дефект кости чуть ниже переносицы Грача. Она думала, что это он получил в тот день, когда она его спасла.

– После этого мы стали неразлучны, и к тому времени, когда нам исполнилось пятнадцать, мы вместе заправляли тюрьмой Ньюгейт. Тогда у меня были оба глаза, и у тебя не было шрамов и татуировок. Нас называли Братьями Черное сердце. И за то, что мы похожи, и за… беспощадность борьбы за власть, которую нам удалось вырвать у прежних хозяев. Угнетавших нас.

Грач открыл рот, но несколько минут не решался заговорить. Все ждали. Никто не дышал.

– Братья Черное сердце, – эхом повторил он. – Мы не родня… по крови?

Лорелея подумала, услышал ли кто-то за монотонным голосом нотку грусти. У нее разрывалось сердце и перехватывало дыхание. Он надеялся, что найдет семью.