В зале Приема мои документы проверили бегло, а когда я достал жезл, чиновник жестом его отверг. Я заметил, что из окружавших меня пассажиров никто не держит жезлов, так что спрятал свой в портплед.

В комнате сбоку от главного зала располагалась камера хранения. Поскольку я уже переложил в рюкзак то немногое, что могло понадобиться на одну ночевку, я заплатил за ключ-жетон и сложил вещи в одну из ячеек.

Ренеттиа поджидала меня перед залом Приема.

– Сейчас мы поплывем на маленький остров. Я подыскала лодку.

– Я бы хотел сначала зайти в отель и зарегистрироваться.

Вновь я увидел на ее лице недовольство.

– Дайте ваш жезл. Мы отплываем сейчас же.

– Я хочу зарегистрироваться в отеле и убедиться, что моя комната соответствует тому, что я заказывал. Это займет всего несколько минут.

Но, увидев, какое выражение появилось у нее на лице, я смиренно достал жезл из рюкзака и протянул ей.

– Отель исключается. Проверьте часы!

Отвернувшись от меня, женщина направилась вверх по ведущему на пристань скату. Жезл она воздела над собой, как трофей или сигнальный огонь, за которым я должен следовать.

Я из упрямства остался на месте, притворившись, будто проверяю часы. Через несколько шагов она обернулась.

– Следуйте за мной. Прихватите весь багаж.

– Я оставил его на хранение и заберу завтра перед отплытием.

– Вы хотите больше никогда его не увидеть?

Я вяло заспорил, но сопротивляться ей было бесполезно.

Пришлось забрать багаж из ячейки. Волоча его столь же неуклюже и неохотно, как раньше, я последовал за ней вверх по бетонному скату, прочь из гавани, сквозь гущу забитых судами причалов, а затем по узким улочкам припортовых районов. Мы прошли мимо отеля, где я забронировал комнату, но я уже знал, что, пока ты с адептом, приходится идти, куда он велит.

Ренеттиа все время шла немного впереди меня, с виду ничего и никак не измеряя и не вычисляя. Голову она держала, чуть наклонив, чтобы смотреть на землю. Иногда она вроде бы подсчитывала число зданий, мимо которых мы проходили. Несколько раз она меняла решение и возвращалась туда, откуда мы только что пришли. Один раз она прошла небольшое расстояние спиной вперед и настояла, чтобы я сделал то же самое. Вообще заставляла меня точно повторять ее перемещения. Несколько раз она сжимала древко жезла, чутко ощупывала, озиралась, решая, куда двинуться дальше. Мне ничего не оставалось, как смириться и ждать, а потом следовать за ней. Руки и спина болели.

Однако кое-чему я у адептов, наконец, стал учиться. Придется мне освободиться от части багажа. Скажем, в одном из чемоданов я возил два официальных костюма, которые прихватил с собой, потому что подумал в последнюю минуту, что меня могут где-нибудь пригласить выступить или появиться на публике. Теперь я знал, что они мне не понадобятся. Не было никакого смысла таскать их за собой, пока я плаваю с одного субтропического острова на другой. Если вдруг по какой-то причине мне понадобится в будущем официальная одежда, я могу купить новые.

Начав об этом думать, я вспомнил про две пары патентованных кожаных туфель, казавшуюся бесконечной груду носков, рубашек, галстуков, – и про теплую одежду, которую привычки всей жизни, проведенной в холодном климате, не позволяли бросить, но смехотворную в том мире, где я теперь оказался. И еще множество записей, которые мне не на чем было проигрывать.

Я начал жалеть, что не оставил все это в камере хранения зала Приема, из которой оно якобы должно было каким-то необъяснимым путем исчезнуть.

Солнце зашло вскоре после того, как Ренеттиа вывела меня из гавани. Мы ходили в сгущавшейся темноте по улицам, фонари над которыми были редкими и неяркими. Наконец мы вновь вышли к реке. Ступени спускались к причалу, где было привязано несколько маленьких лодок. На причале хватало фонарей, чтобы все видеть, но сама река оставалась темной. Меня все это нервировало, но Ренеттиа прошла в дальний конец узкого деревянного настила. Там стояла моторная лодка.

Оглядываясь в темноте, я сказал:

– Не лучше ли было бы заняться этим завтра, при дневном свете?

Я вновь получил быстрый взгляд, означающий «снимаю с себя ответственность», но на сей раз она снизошла до ответа:

– Нет.

Ренеттиа первой забралась в лодку. Ситуация была знакомой. Неужели каждое накопление убыли придется устранять плаваниями без карт и лоций на утлых лодчонках? Я последовал за ней на борт, а чемоданы сложил в пассажирский кокпит в задней части суденышка. Оно было лишь чуть покрупнее, чем то, в котором возил меня Фиилп. Двигатель не подвесной, а встроенный, и еще крошечная кабинка на носу.

Ренеттиа дала мне подержать жезл, строго воспретив выпускать его из рук, а потом завела мотор. Скоро мы уже плыли посреди темной реки с городом на одном берегу и лесистым холмом на другом. Спокойная вода выглядела черной, и единственным звуком был шум нашего двигателя. Мы проплывали мимо других лодок, стоявших на якоре посреди реки, но они оставались неясными силуэтами. Я опасался столкновения и всматривался вперед через крышу кабины, пытаясь определить, не маячат ли во мраке другие суда. Непонятно, как Ренеттиа могла править с такой уверенностью.

Несколько минут спустя мы вышли в море. Здесь темнота, казалось, сменилась сумерками, словно крутые берега действительно загораживали нас от неба. Можно стало что-то видеть впереди. Лодка поднималась и опускалась на мягкой волне.

Мы правили в общем направлении высокого скального утеса далеко в море, надо полагать, одного из островков, о которых толковала Ренеттиа. Я сидел, выпрямившись, на твердой банке возле кокпита, пытался расслабиться, но при этом чуть наклонялся в сторону и все еще высматривал другие лодки.

Ренеттиа снова сменила направление, повернув штурвал, и при этом я случайно глянул на нее. Она стояла. Я увидел, что на ее лицо и волосы падает сияние золотистого света; глаза ее блестели. Я встал с ней рядом, чтобы посмотреть на источник, и узрел, к своему изумлению, что солнце, севшее по меньшей мере полчаса назад, висит над западным горизонтом. Его умиротворенный закатный шар излучал поток ровного оранжевого света, все еще слишком яркого, чтобы смотреть в упор. Я прикрыл глаза ладонью, силясь убедиться в том, что действительно его вижу, что это на самом деле солнце, а не какой-то иной источник света.

Ренеттиа глянула на меня искоса, но не сказала ничего.

Мы продолжали плавание по спокойной воде. Порывы теплого ветерка обдували нас. Даже солнце, кажется, вновь начало излучать тепло. Когда я опять на него взглянул, солнце поднялось еще выше. Поначалу я мог лишь думать, что каким-то образом пропустил ночь, что я потерял сознание и вижу теперь рассвет следующего дня. Но солнце стояло на западе, в том самом направлении, с которого я приплыл всего час или два назад. Потом дневной свет стал терять красный оттенок.