Свободы для своего проклятого тела! Без условностей и оглядки! Даже ценой расплаты и стыда. Пусть с нашей близости прошло так мало времени, я снова чувствую в себе пульсацию токов спящего до поры желания, так и заискривших при приближении парня.

– Это не страшно, Коломбина. Мы справимся, вот увидишь.

Он осторожно снимает с груди мои руки и отходит назад, а я могу открыть глаза.

– Ну, раз ты ничего не хочешь, – говорит спокойно, даже равнодушно, как будто не было этих последних слов, – значит, хотеть буду я и сразу за нас двоих. Поверь, я смогу. А сейчас я хочу просто побыть с тобой, даже если ты против. После твоего ответа, желания моей гостьи не обсуждаются. Итак, – он сбрасывает с себя джинсы, оставшись в одних боксерах. Играя на губах улыбкой, сгребает в охапку вещи, указывая рукой в сторону окна. – Вон там, вредная моя, балкон, – он скрыт портьерами. Здесь, – поднимает большой палец, указывая за спину, – ванная комната. Я сейчас туда направлюсь, чтобы, как настоящий ковбой пересекший прерию, смыть с себя пыль дороги. А вон та крайняя дверь – гардеробная. Ну-ну, Коломбина! Не стоит так явно удивляться, не такая уж она и большая. Захочешь примерить рубашки – не стесняйся, пользуйся. Решишь сбежать – держать не стану, но разочаруюсь, честное слово. Ты мне обещала.

Обещала, он прав, здесь не поспоришь. Как только Бампер закрывает за собой дверь ванной комнаты, оставляя меня в спальне одну, я снимаю кеды, толкаю сумку к стене и обреченно бреду к кровати. Закрыв лицо руками, опускаюсь на мягкий край, чтобы тихо и горько рассмеяться: ну и попала ты, Танька!

Кровать подо мной мягкая и удобная, я устала, и мне неожиданно в удовольствие, раскинув руки, упасть на спину, уставившись глазами в зеркальный лепесток потолочного декора, отразивший в мягком свете светильников темноволосую девушку с заметно отросшими в эту весну волосами. Уже не угловатую, какой я себя знала когда-то, а с тонкой талией, высокой грудью и… нормальными бедрами под низко сидящими джинсами, не хуже, чем у других. Я не привыкла себя рассматривать вот так – долго, пристально и некритично, и вдруг думаю о том, сколько еще девушек, подобных мне, видело это зеркало? И даже куда красивее, будем откровенными. С талией тоньше, грудью больше, а ногами длиннее?.. Хотя… Нет, Крюкова, на ноги тебе пенять – грех. Бывают, конечно, красивее, но твои – очень даже ничего.

Диагноз ясен: временное помешательство. А Рыжий – извращенец! Это же надо такое придумать – наблюдать за собой во время…

Нет, не стану об этом думать! Прочь из головы! Уж лучше перистые облака с Херувимами и здоровый сон!

– Вить! А, Ви-ить!

В дверь требовательно стучат, и я вдруг слышу голос бывшей девушки Бампера:

– Зая, мне скучно, можно войти? Вы там ничем «таким» не занимаетесь? Ты же знаешь, какая у меня нестабильная психика и тонкая душевная организация, мне психологические стрессы противопоказаны!.. Ну, Ви-ить, чего молчишь?

В ванной работает душ, рассчитывать на Бампера не приходится, я вскакиваю с кровати и оглядываюсь: стукнуть ее чем-нибудь, что ли, эту нестабильную неврастеничку, чтобы никакой психологии, а одна физика?.. Вот ведь прилипала! И ведь войдет же! Такая, как эта Света своего не упустит, ясно, как день. В прихожей в Рыжего вцепилась, что тот клещ! Даже жаль парня стало. Действительно, самостоятельно от такой не отвяжешься!

– За-занимаемся! Вот прямо сейчас! Не вздумай заходить!

– А тебя, дорогуша, не спрашивали! Я, между прочим, приехала за тридевять километров к своему близкому другу! О-очень близкому, по которому страшно соскучилась! Так что давай, слезай с него, я намерена войти, ясно? Даю вам две минуты! Надеюсь, Витенька, ты управишься? Раньше тебя и на минуту не хватало, так заводился!

Че-го? Вот ведь сучка крашенная. Нашла, чем уесть! Дешево, а бьет по мужскому эго не слабее пощечины. Хорошо, что Рыжий не слышит!

Тааак! Гардеробная… Гардеробная…

Я сдергиваю куртку и расстегиваю джинсы, выпрыгивая из них на ходу. Распахнув дверь гардеробной комнаты, – к слову, не такой уж и маленькой, – протягиваю руку и снимаю с вешалки первую попавшуюся рубашку. Натянув ее на себя, кое-как застегнув пуговицы и одернув, только успеваю выскочить в спальню, как девушка тут же входит в комнату, важно цокая каблуками и крутя задом.

– Хм. Дорогуша, а где Витя? – оглядевшись, спрашивает, уперев руки в бока, вскинув в недоумении густо подведенную карандашом бровь.

Фух. Успела. Главное теперь, не уступить блондинке в напоре.

– В ванной Витя. Взопрел бедный. Ты так тарабанила, что управился за тридцать секунд.

Вот теперь и вторая бровь девушки ползет вверх, доказывая, что она удивляется всерьез.

– Надо же, какой шустрый!

– А то! Темперамент, стараемся.

Я скрещиваю руки на груди и вздергиваю подбородок. Смотрю на гостью с явным вызовом, не собираясь перед ней юлить. Эта Света вошла, чтобы остаться, моя задача выставить ее вон. Зря, что ли, Рыжий помог с Мишкой. Да и вообще… Не нравится она мне.

– Послушай, девочка, если ты думаешь…

– Нет, это ты послушай, – я решительно перебиваю ее. – Тебя что, не научили в чужие спальни входить строго по приглашению? Ты видела, что Виктор пришел со мной, так зачем беспокоишь?

– И что? – мои слова совсем не задевают блондинку. Напротив, сверкнув накрашенными глазками, девушка в смешке поджимает губы. – Даже с тобой, дорогуша, эта спальня не стала для меня чужой. Я бывала здесь много раз «до» и буду «после», не сомневайся!

– Да хоть пропишись, если получится! После! А сейчас, пока я здесь, чеши за пределы! Сегодня в эту спальню тебя не приглашали!

Мы смотрим друг на друга упрямо и с вызовом. Я почти уверена, что девушка уйдет. Очевидно и дураку, что ее не настроены здесь видеть. Конечно, дело Рыжего избавляться от осады и внимания подобных Свет, но будь я его девушкой по-настоящему, я бы закончила этот бабий холивар в один момент, просто выкинув блондинку из комнаты за шкирку. Еще бы и пинком под зад наподдала для ускорения. Подобные разговоры не по мне. Пустая трата времени и сил.

Но Света не сдается. Демонстративно задев меня плечом, девушка проходит в комнату, садится в кресло и, сбросив туфли, закидывает ногу на ногу. Дотянувшись до пульта дистанционного управления, лежащего на прикроватной тумбе, спокойно включает плазменный телевизор и принимается смотреть какой-то фильм, скучающим видом демонстрируя свое безразличие.

Вот это наглость! Еще больше стало жаль Рыжего!

– Это мы еще посмотрим, дорогуша, приглашали или нет! – замечает, постукивая ноготками по кожаной обивке кресла. – Пусть Зая сам скажет! Думаю, моему папе очень не понравится, если меня выставят из этой комнаты, а значит из дома уважаемых им людей, как какую-то дворняжку. Зря я, что ли, приехала?

Я так и стою посреди спальни с голыми ногами, в криво застегнутой на груди чужой рубашке, изумляясь человеческой наглости и всей абсурдности сегодняшней ситуации, когда Бампер, наконец, выходит из ванной комнаты.