– Не обращай внимания! – объясняет Бампер, верно расценив мое молчание, как оторопь, когда хозяин дома отпускает меня. – Отец, видно, спутал тебя сейчас с кем-то из моделей. У матери вечная смена фавориток, и она трещит ему о них без умолку! Сутками! Не прерываясь на обед и ужин, так что…

– А-а, понятно.

– Батя, ты ничего не забыл? – резковато кидает отцу.

– А что?

– Ты, кажется, гулять собрался с псом? Вот и иди, а я уж как-то сам Тане объясню, кто здесь о ком наслышан и почему, лады? А с рестораном еще с утра все последние вопросы закрыты, не переживай. Осталось благополучно дожить до завтрашнего вечера. Ну что, Тань, пойдем ко мне? С родителями познакомилась, теперь можешь чувствовать себя у нас, как дома.

– А что я такого-то сказал, Люд?

Мне тоже интересно «что», но ответ Карловны уже не слышу, потому что Рыжий уводит меня вглубь квартиры, мимолетом коснувшись губами материнской щеки:

– Спасибо, мам!

Даже завидно, насколько они близки.

– Совсем не обязательно было грубить отцу.

– А я и не грубил. Просто обозначил территорию, только и всего.

Мы пересекаем широкую гостиную, где пол устилает светлый ковер, а мебель цвета слоновой кости смотрится особенно выгодно на фоне большого темного камина в мраморном оформлении и фигурной ковке, черного рояля и огромного домашнего кинотеатра.

Камин, рояль… как это возможно в городской квартире? На двадцать четвертом этаже?.. Как вообще возможно, что именно я оказалась сегодня здесь? Хотя… обыкновенным этот фешенебельный пентхаус назвать сложно, да и людей в нем живущих тоже, в отличие от одной глупой девчонки.

– Что?

– Коломбина, не напрягай извилины. Во второй половине дня это не лучшим образом сказывается на цвете лица. Просто забудь!

Бампер толкает дверь, и мы заходим в комнату. После того, как над зеркальным декором стен зажигается мягкий свет, освещая спальню в бежево-кофейных тонах, я вижу, что она такая же просторная и красивая, как все в этом доме.

Неожиданно, со вкусом, и очень по-мужски. Даже я способна это понять. И никаких фотообоев в перистых облаках и портьер с золотыми орехами.

Я так и стою у порога, рассматривая спальню Рыжего, пока он ненадолго оставляет меня, чтобы вернуться в прихожую за моей сумкой.

– Что застыла, Коломбина? Проходи, не стесняйся. На сегодня и завтра этот шалаш твой, со всем барахлом и хозяином в придачу. А там, глядишь, Светка уедет, и мы с тобой ударим по рукам в расчете. Ну, чего язык проглотила? Как тебе моя святая святых?

Я смотрю на парня, сбрасывающего с плеч куртку, проходящего в комнату, и только сейчас окончательно понимаю, что он не шутил.

– Красиво.

Рыжий подходит к большой двуспальной кровати и садится на край, запуская пальцы в волосы.

– Черт, ну и денек! – выдыхает устало. – Знаешь, не только мой отец сегодня порядком вымотался, похоже, я тоже. Прошлая ночь была нескучной, да и ты на край света забралась… Насилу нашел.

– Но ведь нашел же.

– Нашел, – он смотрит на меня, спокойно глядя в глаза. – И дальше бы отыскал, Коломбина, не сомневайся.

Я отворачиваюсь, рассматривая комнату. Не желая чувствовать странные иголочки, зашевелившиеся в сердце от такого признания.

– Ты не сказал мне разуться. У вас что, все гости ходят по квартире в обуви?

Рыжий пожимает плечом, приподняв уголок губ.

– Насчет всех не замечал. А насчет тебя… Не волнуйся, я проследил, чтобы твои кеды были чистыми. Кстати, можешь их снять.

– Послушай, – я все еще топчусь у порога. – Но это же глупо!

– Что именно?

Я обвожу пространство рукой.

– Вот это все.

– Коломбина, не начинай…

– Не могу! Что подумают твои родители, Артемьев? Слушай, может, я все же пойду домой, а? Теперь, когда твоя девушка увидела, что ты не один, быть может, все не так страшно?

Почва под моими ногами так и не стала твердой, и я отчаянно пытаюсь выскочить на кочку.

– Родители? Я давно уже вырос и это не тот вопрос, над которым бы на твоем месте задумался, – холодно отвечает Бампер. – Но если хочешь знать ответ… Надеюсь, они отправят Светку домой. И если ты будешь очень убедительна – навсегда. И она не моя девушка. Моя девушка – ты.

Я не узнаю Рыжего. Последние полчаса он сам на себя не похож, и мне приходится подойти к нему, чтобы положить ладонь на лоб, проверяя, не поднялась ли у парня температура. Слишком серьезно звучит его голос, и смотрят глаза.

– Просто хотелось убедиться, что ты здоров.

Прикосновение обжигает, и я спешу убрать руку, но Бампер легко ловит мое запястье.

– Не надейся слинять, Коломбина. Сегодня и завтра у меня на тебя все права, помнишь?

– Звучит нерадостно.

– Согласен, – ну вот, снова скалится хитрым чеширским котом. – Как и перспектива застать Светку ночью в своей постели. А она попытается выманить меня даже у тебя из-под носа, посмотришь. И в отличие от провинциальной девчонки, сумеет извлечь из ситуации настоящую выгоду вместе с родителем. Так что располагайся, Коломбина, и от меня ни на шаг.

Бампер встает, расстегивая часы. Опустив их на прикроватную тумбу, берется за пояс брюк. Стягивает с себя рубашку… Оставшись в одних джинсах, спрашивает внезапно, словно мысль только что посетила его.

– Коломбина, ты есть хочешь? У нас кухня-студия, там сейчас мать с модельками, но если хочешь, я принесу тебе что-нибудь сюда. Кофе? Бутерброд? Или что посерьезнее? Не стесняйся, раз уж навязался на твою голову, готов к эксплуатации по полной.

– Нет. Не хочу.

Он что, серьезно собрался идти туда, где полно девчонок, полуголым? Играя прессом и крепкими бицепсами? Когда пуговица на джинсах расстегнута так, что брюки держатся на бедрах на одном честном слове?

Хотя «честное слово» у Бампера впечатляющее, стесняться нечего. Позер – чтоб его! Но разве это повод так открыто себя демонстрировать?

Боже мой, о чем я думаю! В конце концов, он у себя дома!

Я закрываю глаза, чтобы не смотреть на него, не чувствовать тепло тела незаметно приблизившегося ко мне Рыжего, остановившегося в жалком полушаге.

– Точно?

– Точно.

– А что же ты хочешь? – И снова эти рокочущие нотки в хриплом шепоте наглого, хитрого котяры, что знает все свои шаги наперед. Загнавшего глупую мышь в угол. – Может, чего-то другого?

– Ничего! – ответ выходит неожиданно резким. Пусть я и зла на него – это слишком. Слишком явно в сочетании с предательским вздохом и ладонями, упершимися в голую грудь. Как будто я сама испугалась того, чего и вправду хочу.