«Те из вас, кто случайно открывает в себе этот хрупкий дар, использует его неверно. Вы, западные, видите в нем разящий меч, стрелу, бурлящий поток, способный пробить вам путь. Ради воплощения собственных целей вы вмешиваетесь в чужое сознание, а наталкиваясь на преграды, рушите их без тени сомнений. И проигрываете. Тратите слишком много силы, почти ничего не получая взамен».

Работать с мастером аль-Раидом было непросто – слишком свежи были воспоминания о Витторио и разрушительном ментальном воздействии, которым он пытался подчинить меня. Инстинктивно хотелось обратиться к силе, отбросить «нападавшего» менталиста, но приходилось сдерживаться, учиться терпеть чужое присутствие в разуме. Помнить, что смысл обучения был не в том, чтобы сокрушать и разрушать.

Мактуб аль-Раид позволял мне в полной мере прочувствовать ментальный контакт, запомнить его, ощутить всем телом, каждой клеточкой моего существа. А после я выталкивала чужой разум из своей головы. И так раз за разом: проникновение, осознание, блок. С каждым новым контактом циндриец проскальзывал в мое сознание все мягче и мягче, пока наконец я не переставала ощущать его присутствие. На этом тренировка обыкновенно заканчивалась: любые пределы следовало расширять постепенно.

– До встречи, Янитта. – Мастер складывал руки лодочкой у груди.

Я повторяла его жест:

– Прир мил’енге, джии аль-Раид.

В первый раз, когда мои губы словно бы сами произнесли эти слова, удивлению не было предела. До того дня я была уверена, что не знала ни одного слова по-циндрийски, а мастер… джии… аль-Раид отлично изъяснялся на моем родном языке. Конечно, мне хотелось послушать о далекой Циндрии, узнать что-то новое, почувствовать… но я так ни разу и не рискнула обратиться к мастеру с вопросом…

Накопительный кристалл, зажатый в моих пальцах, на мгновение ярко вспыхнул, показывая, что ментальное воздействие, неощутимое и неосязаемое, было. Старый мастер Мактуб аль-Раид почувствовал мое желание учиться и вложил в разум первые знания – традиционное прощание, принятое на его родине. С хитрой улыбкой на тонких губах циндриец объяснил, что если бы воздействие было навязано, вынужденным, то все мое существо восстало бы против совершаемого насилия и внутри осталась бы тень этого сопротивления. И трещина. Разлом в разуме, как называл это мастер аль-Раид. А так… текущая вода, а не палящий огонь…

– Прир мил’енге, джайя, – кланялся мастер, завершая урок.

«До встречи, ученица…»

Прикосновение главного дознавателя выдернуло меня из омута воспоминаний.

– Значит, текущая вода, – задумчиво проговорил он. – Приказ… нет, указание направления, вторящего мыслям убийцы. А чего хочет Меньяри, если не ощущения безграничной власти над беззащитными девушками? Разве что…

– Доказать, что он стоит выше закона, – тихо произнесла я. – Вспомните послание на теле леди Мариссы. Представление, разыгранное под вашим балконом. Стефано… его смерть. Менталист не боится использовать силы даже на законниках из отдела магического контроля. Витторио упивается безнаказанностью, вероятно рассчитывая, что верховный обвинитель, уроженец Ромилии, никогда не даст хода делу, направленному против рода Меньяри.

– Власть верховного обвинителя не абсолютна, – коротко фыркнул Паук. – И я не Стефано Пацци. Мои свидетельства будут услышаны.

– Но как? Одних предположений будет недостаточно. И все… почти все его жертвы мертвы. Нет никого, кто смог бы дать показания, которым поверят в суде.

– Пока.

Внезапное осознание заставило меня похолодеть.

– Неужели вы хотите?..

– Да.

– Но это безумие…

– Да. Возможно. Но, как говорится, удача улыбается смелым. Ты и сама прекрасно понимаешь, что давно пора начинать играть на опережение.

– Господин главный дознаватель…

Паук посмотрел на меня с немым укором. Я осеклась на полуслове, прекрасно понимая, что скрывалось за его сумеречным взглядом.

– Мы знаем, кого Витторио хочет устранить, чтобы вновь не дать хода расследованию… или по иным, более личным причинам, – веско проговорил он. – И знаем, кто сможет его спровоцировать. Ментальное воздействие на главного дознавателя Веньятты, должным образом зафиксированное, послужит в суде неоспоримым доказательством. Даже верховный обвинитель не сможет возразить против такого.

– Это опасно. – Я упрямо качнула головой. – Лорд…

В желто-карих глазах сверкнула непонятная усмешка.

– У меня есть защита.

Я бросила короткий взгляд на браслеты главного дознавателя, на массивные перстни, заряженные темной ниареттской магией. Без сомнения, Паук был хорошо защищен – от рядового преступника. Амулеты законников отдела магического контроля, даже самые сложные, сделанные на заказ артефакты защищали от большей части умышленных воздействий. Но не от всех…

Он играл с огнем.

– Если вы уже все решили, зачем рассказываете об этом мне? – Обида, проскользнувшая в моем голосе, удивила меня саму. – В исследовательском центре Бьянкини достаточно артефактов-уловителей и защитных амулетов на самый взыскательный вкус. Если же вам нужна помощь с выбором, лучше обратиться к практикующему законнику. Я, как вы понимаете, не обладаю необходимыми знаниями.

Уголки губ главного дознавателя тронула легкая улыбка, как будто он не услышал мои слова, а ощутил те чувства, которые я отчаянно пыталась скрыть. Беспокойство… Нет, страх.

Страх за него.

– Нет, Янитта. Мне не нужен практикующий законник, мне нужна ты. Только ты, менталист, понимающий, как мыслят менталисты, сможешь создать иллюзию для Меньяри. Он хотел увидеть меня слабым, ведомым, легко подверженным внушению – давай же дадим ему это. Пусть он поверит, что я могу быть послушным его магии. Пусть невыносимо остро захочет применить силу… на мне. Ты ведь можешь это сделать?

И, пока я мучительно подбирала ответ, который убедил бы главного дознавателя изменить решение, он добавил, совершенно спокойно и уверенно, разом отсекая мне последние пути к отступлению:

– Можешь. Я это вижу по твоим глазам.

– Нет, – выдохнула я. – Нет, нет, вы не понимаете… Это невозможно без…

Тревога, бившаяся внутри, мешала разрозненным словам связываться воедино. Он не должен был, не мог… Но я не знала, как это сказать.

– Почему же невозможно? – Темная бровь изогнулась в легкой насмешке. – Во мне есть слабость. Есть и темная сторона. Найди ее, выдели, подчеркни, и пусть Меньяри увидит то, чего ему так хочется.

– Нет, – с тихим отчаянием повторила я.

Он, Паук, должно быть, сошел с ума. Только безумцу могла прийти в голову эта мысль, потому что он лучше других должен был знать, на что способна ментальная магия. Лучше других должен был понимать, что Витторио мог сделать с его разумом. Что могла бы сделать я – если бы захотела, если бы решила предать то безграничное доверие, которое читала сейчас в его глазах.