Просто потому, что пели мужским голосом.

— Интересное кино, — зловеще пробормотал крепко любящий и столь же ревнивый муж Моржик, судорожно нащупывая в кармане джинсов свой дубликат ключа.

В прихожую он вошел бесшумно, старательно сдерживая пробуждающегося в душе зверя, и первым же пытливым взором наткнулся на совершенно посторонние и откровенно мужские резиновые тапки.

Шлепанцы по-хозяйски уверенно стояли под дверью санузла, явно дожидаясь воссоединения с владельцем, который распевался под душем под аккомпанемент журчащих струй и басовито рокочущей стиралки.

Примитивная обувь, типа «тапки резиновые обыкновенные», в неизменно актуальном тренде курортной моды идеально сочеталась с носками до середины голени. Моржик живо представил себе эти носки, весело кувыркающиеся в барабане стиральной машины вместе с трусами и майкой-алкоголичкой, и воображение по опорным точкам нарисовало ему на редкость отвратный образ героя-любовника.

— Как дома себя чувствует, мерзавец! — презлобно восхитился Моржик и направил осветительный прибор в темную теплую духоту не проветренной квартиры.

Если бы острый луч фонарика обрисовал во мраке крупные формы знакомой обнаженной натуры и растрепанные рыжие кудри, праведный гнев обманутого мужа обрушился бы на Ирину свет Иннокентьевну.

Однако в комнате было пусто и даже относительно чисто — во всяком случае, постель не выглядела разворошенной.

— Не понял! — честно признался Моржик самому себе и пробудившемуся внутреннему зверю. Негромко рыкнув, он со словами: — Интересно, кто же это к нам пожаловал?! — рванул за пониманием в занятый санузел.

Мы с подружкой вышли из лифта и уловили отголоски затихающего на лестнице топота.

— Что за ночные забеги по ступенькам? — мимоходом удивилась Ирка, резво рыся к моей квартире.

Ей не терпелось выглянуть в окошко и со вкусом, толком и расстановкой наблюдать прибытие вызванного полицейского патруля. Топография местности не позволяла патрульке проехать к бамбуковой роще за складированными в ней «подарочками» так, чтобы с нашего шестого этажа мы не могли бы отследить это шоу хотя бы в общих чертах.

Жаль, что я близорука…

— У тебя, случайно, бинокля нет? — без особой надежды спросила я Ирку, устраиваясь у окошка.

Напрасно усомнилась в запасливости выдающегося суперхомяка современности!

— Бинокля нет…

Я вздохнула.

— Но есть подзорная труба! — Подружка деловито раздвинула суставчатый пластмассовый тубус. — Ну, что ты так смотришь? Это из детского пиратского набора. Труба игрушечная, но оптика в ней настоящая. Во-о-от, я уже вижу патрульку!

— Где, где?! Дай посмотреть! — заволновалась я.

— Не на что еще смотреть. — Ирка легко отбила мою несерьезную атаку на свою трубу. — Слушай, я рассказывать буду. Патрулька подъехала и остановилась. Из нее вышел мужик.

— Какой мужик?

— Среднего роста, полноватый, волосы светлые, редковатые, нос курносый, цвет глаз не разберу… Слушай, какая разница, какой он, этот мужик? Главное — это полицейский!

Я согласно кивнула.

— Вот, значит, вышел он и озирается, — продолжила Ирка.

— Ищет ту добрую девочку Катю, которая вызвала полицию, — сообразила я. — Ой, если не найдет — уедет, а пленники в бамбуке так и останутся невостребованными!

— Не уедет.

Подружка быстро огляделась:

— Тебе очень нужен этот камень?

— Очень!

Я отняла у сверхинициативной подруженьки крупный голыш с интересным рисунком — основу свежей летней коллекции моего сына — и только потом поинтересовалась:

— А зачем тебе камень?

— А я сейчас запулю его в бамбук, он зашуршит, затрясется, привлечет внимание полицейского блондина, тот полезет в заросли и найдет там наших пленников!

— Причем один из них будет уже трупом, если твой камень неудачно прилетит! — фыркнула я.

— Тогда я вот это яблоко запулю! — Идея что-нибудь запулить крепко овладела умом Ирины Максимовой. — Яблоко никого не убьет, а внимание привлечет ничуть не хуже.

— Еще бы, яблоки в бамбуковой роще даже Мичурин не собирал, — ехидно поддакнула я, но мешать броску не стала.

— Размахнись, рука! Раззудись, плечо! — провозгласила богатырка земли русской и таки запулила наливное яблочко в стилистически чуждую ему бамбуковую рощу.

Несмотря на то что приборов для усиления слуха у нас не имелось, треск и шелест взволнованного внезапной встречей с антоновкой бамбука мы уловили без труда.

— Навела я шороху, а? — горделиво приосанилась Ирка.

Я воспользовалась случаем, чтобы сцапать отложенную ею трубу, прильнула к окуляру и доложила:

— Есть контакт! Полицейский лезет в заросли!

— Ну, все, считай, повязанных наших нашли! Можно ложиться спать! — обрадовалась Ирка и заспешила. — Чур, я первая в ванную…

Она умчалась в санузел, а я снова приникла к окуляру подзорной трубы, но ожидаемого выноса тел из бамбука не дождалась — Ирка вернулась, и глаза у нее были круглые, как те яблоки.

— Там кто-то есть! — объявила она страшным шепотом.

— В моей ванной? — удивилась я.

— В МОЕЙ ванной!

— Как это? Мы же заперли дверь!

— Мы заперли, а кто-то вперся!

Ирка огляделась и сдернула со стены над плитой деревянный молоток для отбивания мяса:

— Все, на этот раз он от меня не уйдет!

— Подожди меня! Я хочу в этом участвовать! — крикнула я и, цапнув скалку, побежала за подружкой.

Очень ошибаются те, кто думает, что санузел — это приют спокойствия, идеальное место для медитации, уединения и единения с природой. Отнюдь не всякий санузел таков, чтоб вы знали!

В нетипичном санузле Иркиной съемной квартиры происходил ожесточенный мордобой.

Подпрыгнув повыше, я поверх плеча застывшей в дверном проеме подружки разглядела с мясом вырванный из стены карниз, раскатившиеся по кафелю и частично раздавленные флаконы, а также гигантскую интригующе шевелящуюся выпуклость на полу, накрытую оборванной шторой.

— Дежавю, — с легким злорадством молвил мой внутренний голос, оценив мизансцену.

— Я под шторой одна была, — возразила я, пытаясь сквозь полупрозрачный полиэтилен оценить количество конечностей, взмахи которых придавали павшей шторе драматическое сходство с противостоящим буре парусом.

Если сосчитаю руки-ноги, пойму хотя бы, сколько там народу…

— Кто это? — явно спасовав перед аналогичной задачей, изумленно вопросила Ирка.

— Это ты мне скажи, кто это! — донесся из-под шторы гневный рев, который подружка, судя по мгновенно изменившемуся лицу, безошибочно узнала, а я — вовсе нет.