На третий день, когда мы вернулись с прогулки, возле двери нас ждала женщина. Граф, конечно же, завилял хвостом и потянул свою огромную башку к ней, а я в это время спрятался за ногами моей девочки и стал неподвижно ждать, не перепадет ли нам угощение.

Сиджей назвала женщину «Марша». Пробыв с нами некоторое время, Марша осторожно протянула мне руку, и, когда Сиджей очень нежно сказала мне: «Спокойно, Макс», я обнюхал ее. Рука пахла шоколадом и собаками и еще чем-то сладким.

Мы с Графом лениво грызли друг друга, пока Сиджей и Марша разговаривали.

— Ну вот и все, — наконец произнесла Сиджей и встала.

Мы с Графом вскочили на ноги. Гулять?

— Что ж, Граф, пора прощаться. Теперь за тобой будет присматривать Марша, — сказала Сиджей. Внезапная печаль овладела ею, когда она наклонилась и взяла голову Графа в ладони. Я подошел и поставил лапы ей на ногу. Я видел, что он тоже чувствовал ее печаль, потому что его уши опустились, а вилявший хвост замер. Интересно, понимал ли он, что происходит, я — точно нет.

— Я буду скучать по тебе, великан, — прошептала Сиджей.

— Господи, я чувствую себя ужасно, — сказала Марша.

— Все нормально. Барри имеет право, это ведь его собака.

— Да, но Граф думает, что он ваша собака. Это же очевидно. Жестоко вот так полностью разрывать ваши отношения.

— Граф, мне очень жаль, — сказала Сиджей. В ее голосе звучало горе.

— Может, я вам буду звонить, и мы сможем где-нибудь встречаться, — предложила Марша.

Сиджей покачала головой.

— Я не хочу, чтобы у вас были неприятности. Барри мгновенно вас уволит. Поверьте моему личному опыту.

Граф скорбно положил голову на колени Сиджей, разделяя ее загадочную печаль. Я завидовал его росту: у меня получалось только бесполезно возиться у нее в ногах, надеясь, что меня заметят.

— Ну ладно, — вздохнула Сиджей. — Приятно с вами познакомиться, Марша. Пойдем, Макс.

Она наклонилась и подняла меня — теперь я был выше Графа и смотрел на него сверху вниз. Сиджей пристегнула поводок только к моему ошейнику, и мы все подошли к двери.

— Пока, — тихо сказала Сиджей и открыла дверь, Граф ринулся за ней наружу, таща за собой Маршу, которая вцепилась в ошейник. Сиджей, все еще держа меня на руках, преградила ему путь.

— Нет, Граф. Ты остаешься. Прости.

Наконец, им удалось закрыть дверь. Сиджей опустила меня на пол, и я встряхнулся, готовый продолжать то, что мы затеяли. Граф у нас дома обрабатывал дверь, громко шкрябая лапами.

Пока мы шли по коридору, я слушал грустный, полный отчаяния лай Графа и недоумевал, что же такое произошло. Почему мы не взяли его с собой? Он ведь так хочет пойти с нами!

Моя девочка плакала, и я, переживая, не спускал с нее глаз. Мы очень долго шли, сначала по шумным вонючим улицам, потом поднимались по длинной лестнице. Сиджей подергала ручку и открыла дверь, и я сразу же почуял Сникерс.

— Добро пожаловать домой, Макс, — сказала она.

Мы зашли в маленькую кухню, где на полу стояла миска с едой Сникерс, и я подошел ее понюхать. В кухне также стояла кровать, где я заметил Сникерс. Она лежала на подушке, а увидев меня, вскочила и изогнула спину дугой.

У Сникерс был собственный дом! Граф постоянно изводил ее, когда Сиджей оставляла нас троих дома, и, возможно, Сиджей нашла это место, к которому так трудно пробираться по всем этим ступенькам, чтобы защитить Сникерс, чтобы кошка чувствовала себя в безопасности. Ну хорошо, теперь я знаю, где она живет, и мы скоро пойдем домой к Графу, который почует на мне ее запах — интересно, что же он подумает! Поймет ли он, что мы с Сиджей ходили в гости к Сникерс?

Люди, конечно, имеют право делать, что хотят, но, по-моему, слишком уж много чести кошкам: у них и еда лучше собачьей, да еще и отдельные дома им дают.

Сникерс мурлыкала и ходила вокруг меня, а потом мы с ней немного поиграли. Она была страшно рада видеть меня без Графа. Я чувствовал запах рук еще одного человека на ее шерсти — сильный цветочный аромат, который напомнил мне Глорию.

Той ночью домой мы не пошли. Сиджей легла спать в маленькой кровати, и я свернулся у нее в ногах. Сникерс немного побродила по дому, а потом ловко запрыгнула и устроилась рядом со мной, но нам вместе было очень неудобно, и когда Сиджей, забормотав, пошевелила ногами, Сникерс спрыгнула на пол и больше той ночью в кровать не возвращалась.

Следующим утром она села возле двери и начала мяукать, а Сиджей сказала ей: «Ну что, хочешь пойти к миссис Минник? Давай посмотрим, дома ли она». Мы вышли в коридор и постучали в соседнюю дверь. Нам открыла женщина с тем самым сильным цветочным запахом, который я почуял на шерсти Сникерс. Ясно — они и раньше проводили время вместе. Более того, Сникерс зашла к ней в дом, будто в свой собственный.

— А, привет, Сникерс, — сказала миссис Минник, странно чмокая губами. Я не стал рычать, потому что женщина явно была хрупкой и угрозы не представляла.

С того момента Сникерс при первой же возможности норовила выскочить и усесться возле квартиры миссис Минник. И что только ее там привлекало? У меня не сформировалось никакого мнения о миссис Минник, я только отметил тот факт, что когда она разговаривала, ее рот издавал странные чмокающие звуки.

Мы по-прежнему ходили гулять с собаками, но теперь нам приходилось долго идти, чтобы забрать первую из них, которую звали Кэти; из нашей прежней компании отсутствовали Салли, Граф и Бивис.

По Бивису я совершенно не скучал.

Однажды, когда мы шли за Кэти, начался дождь, я замерз и стал дрожать.

— О, Макс, прости меня, — сказала Сиджей. Она взяла меня на руки и держала, пока я не согрелся, а в следующий раз, когда дул холодный ветер, она надела на меня одеяло, которое идеально подходило мне по размеру.

— Макс, тебе нравится твой новый свитер? Ты в этом свитере такой красивый.

Мне нравилось ощущать свитер на своем теле, а еще в нем было тепло. Я гордился тем, что ношу его, это было доказательством того, что Сиджей любит меня больше, чем Сникерс, которая не удостоилась даже ошейника.

— Макс, ты такой миленький в этом свитере! Ты мой свитер-твиттер пес, — напевала мне Сиджей, и я вилял хвостом.

Каждый раз, когда Сиджей снимала свитер, он издавал «рвущийся» звук. И этот звук стал ассоциироваться у меня с завершением прогулки и началом сна.

Я не знал, почему мы никогда не возвращаемся домой, и не знал, почему Граф больше не ходит с нами гулять. Я понимал, что, скорее всего, Сникерс по Графу не скучает, но я скучал. Конечно, меня раздражал этот большой и глупый пес, зато с ним было весело играть. Он признавал мой авторитет, и я видел, как осторожно вели себя люди с Сиджей, когда мы оба ее охраняли. Граф был частью нашей семьи.

Вот так, размышлял я, люди управляют миром. Ни с того ни с сего однажды они могут решить переехать жить в другое место и перестать играть с некоторыми собаками.