Как обычно, мы все гуляли в собачьем парке. Граф и Салли обнюхивали большого белого пса, которого звали Принеси Мне Мячик Тони. Принеси Мне Мячик Тони гораздо больше хотел забраться на спину Салли, чем уделять внимание своему хозяину. Я пытался завлечь в игру кобелька моего размера, который и мордой, и цветом был очень похож на мою мать. Наконец, мне удалось уговорить его погнаться за мной, и, естественно, обнажив зубы и навострив уши, к нам понесся Бивис. Мой товарищ по игре моментально съежился и убрался подальше от конфликта, я же обернулся и клацнул зубами, давая Бивису понять, что он зашел слишком далеко. Но, вместо того чтобы отступить, он попер на меня.

Я услышал, как Сиджей прокричала «Нет!», однако Бивис поднялся на задние лапы, я сделал то же самое, и его зубы прорезали воздух, пытаясь поранить меня. Я укусил его в ответ, поймав зубами складку его кожи, но в этот момент подбежала моя девочка и начала расталкивать нас ногами.

— Нет! — снова закричала она и схватила меня на руки, а я продолжал скалиться и клацать зубами, пока Бивис пытался меня достать. Сиджей повернулась и своим телом отгородила меня от него. — Прекрати, Бивис! Нет, Макс, нет!

Затем подскочил Граф, вероятно, на звук тревоги в голосе Сиджей. Он совершенно не понимал, что происходит, но его появление усмирило Бивиса.

— Ох, Макс, твое ухо, — сказала Сиджей. Почуяв запах крови, я не сразу понял, что она моя, но когда Сиджей дотронулась до моего уха, то ощутил жгучую боль. Сиджей вынула какую-то бумажку из сумочки и приложила к моей голове.

Когда мы отводили собак по домам, Сиджей несла меня на руках. Возле дома Салли пришлось немного подождать ее человека.

— Сегодня собаки подрались. Можно я верну Салли пораньше? — спросила Сиджей.

Возле дома Бивиса Сиджей сказала мужчине, открывшему дверь:

— Простите, я не смогу больше гулять с Бивисом. Он дерется с другими собаками.

— Нет, он не дерется, — ответил мужчина. — Он никогда не начинает драку первым.

Я почувствовал, как Сиджей начала злиться, и, хотя мое ухо болело, я зарычал на этого мужчину. Бивис, со своей стороны, вилял хвостом, заходя внутрь, и даже не обернулся.

Когда мы пришли домой, Сиджей оставила там Графа, а мы с ней ушли — она держала меня на руках, прижав к моему уху руку.

Мы пошли в Ветеринару — я понял это, когда он положил меня на металлический стол и стал гладить. Я опять почувствовал жгучую боль в ухе. Сиджей не сводила с меня глаз.

— Ничего страшного. И вы правильно поступили, прижав ухо, иначе он мог бы потерять много крови, — объяснил Ветеринар.

— Ох, Макс, зачем тебе на всех рычать? — спросила Сиджей.

— Раз уж вы здесь, может, хотите, чтобы мы его кастрировали?

— Хм, думаю, да. Максу придется остаться здесь на ночь?

— Конечно. Заберете утром.

— Хорошо. Макс, тебе придется провести ночь здесь.

Я услышал свое имя и легкую печаль и застучал хвостом по столу.

Сиджей ушла. Мне это, конечно, не понравилось, но Ветеринар гладил меня, и я заснул таким глубоким сном, что потерял счет времени. Когда я проснулся, было уже утро, я сидел в клетке, и вокруг моей морды был этот дурацкий жесткий воротник, который направлял все шумы и запахи прямо ко мне. Опять! Ну как тут поймешь людей!..

Пришла моя девочка. Я чувствовал себя очень уставшим, и мне хотелось только одного — заснуть у нее на руках. Уходя, мы остановились возле входной двери поговорить с дамой, которая пахла лимонами. Она что-то нам сказала.

— Что? Я… У меня сейчас столько нет, — ответила Сиджей. Она расстроилась, и я зарычал на лимонную даму.

— Мы принимаем кредитные карты.

— У меня и на карточке столько нет. Можно я дам вам сорок сейчас, а остальное занесу потом, когда получу зарплату?

— В нашей клинике надо оплачивать услугу сразу после ее оказания.

Внутри Сиджей зародилась печаль, которую она старательно пыталась не выпускать наружу. Я лизал ей лицо.

— Это все, что у меня сейчас есть, — прошептала Сиджей.

Не знаю, что ее огорчило, но в этом явно виноват Бивис.

Сиджей передала какие-то бумажки, а лимонная дама передала ей другие бумажки, и наконец-то мы ушли от этого печального Ветеринара. Я хотел вниз и ерзал, но Сиджей крепко меня держала.

Мой дурацкий воротник заинтересовал и Графа, и Сникерс, и они стали совать носы мне в ухо, к которому, я чувствовал, было что-то прилеплено. Я тихо зарычал на Графа, но Сникерс мурлыкала, и я позволил ей понюхать ухо. Очень странно чувствовать морду кошки в тесном пространстве между моей головой и дурацким воротником.

Несколько дней мне не разрешалось ходить на прогулки с Графом, и меня это расстроило. Зато Сникерс была просто в восторге и часто вылезала из-под кровати поиграть со мной, а когда я грелся на солнышке, она сворачивалась в клубок со мной рядом и мурлыкала. Мне нравилось спать с кошкой, но я чувствовал себя плохим псом, на которого в качестве наказания надели воротник и заставили сидеть дома.

Однажды утром Сиджей сняла воротник, отмыла мое ухо, затем пристегнула поводок Графу и мне тоже. Я иду гулять! Как обычно, по дороге мы собрали всех собак, не было только Салли и Бивиса. Я не скучал по Бивису, но Граф без Салли был печален.

Иногда Сиджей не хотела вставала с постели, чтобы вести собак на прогулку, тогда нам с Графом приходилось ее будить. Однако собак она все равно не забирала, а шла гулять только со мной и Графом. В один из таких дней Сиджей обработала полы и мебель сильно пахнущими химикатами и прошлась страшным устройством по всему полу, от чего Граф стал лаять, а Сникерс спряталась. Закончив, она спрятала машину, и Граф стал носиться по гостиной, будто его только что освободили из заточения в клетке.

У меня не оставалось выбора, кроме как погнаться за ним. Распаленный Граф пригнулся к полу, призывая вступить с ним в схватку. Я забрался на него, и мы немного поиграли, а затем открылась входная дверь. Я залаял, и, глядя на меня, Граф залаял тоже. Вошел мужчина и закричал: «Граф!»; за ним вошли еще двое мужчин с чемоданами и, поставив их на пол, ушли. Я подбежал к незнакомцу и зарычал, а Граф вилял хвостом и обнюхивал его руки.

— Макс! — позвала Сиджей. Она подняла меня на руки как раз в тот момент, когда я подумывал, а не схватить ли мне зубами его за штаны, потому что он полностью меня игнорировал и гладил только Графа, который, кстати, его радушно приветствовал, хотя тот без спроса вошел в дом Сиджей. Графу совершенно чуждо понятие «защита»! Хорошо, что есть я.

— Добро пожаловать домой, Барри.

— Привет, Сиджей. Эй, Граф, скучал по мне? Скучал по мне, мальчик? — Мужчина опустился на колени и обнял Графа, который вилял хвостом, но потом Граф отвернулся и подошел к Сиджей, вечно завидуя тому, что она со мной обнимается, а с ним — нет.