— У меня назначена встреча. Я должен был отправиться нанее еще час назад. Завтра мне придется выдумывать какую-нибудь чушь, чтобыоправдаться. Я похож на зануду?

— Нет. Ты похож на мою мечту.

Когда мы вернулись в постель, он вновь задал тот же вопрос:

— Чем ты занимаешься?

— Сейчас?

Он прыснул.

— Не валяй дурака. Мне просто интересно знать. Учишься,работаешь?

— Я в творческом поиске. Такой ответ тебя устроит?

— А как же шеф?

— Как раз сегодня он меня уволил.

— Хочешь, помогу тебе с работой?

— Хочу, чтобы ты заткнулся. Ни малейшего желанияговорить о работе. Через неделю у меня кончатся деньги, я надену деловой костюми начну занудствовать. А сейчас я свободна как ветер. Или вместе со мнойнаслаждайся жизнью, или убирайся.

— А если я и вправду уйду? — спросил он с обидой.

— Выброшусь в окно. Прямо на твою красивую машину.

— Хорошо, поговорим о твоей работе через неделю.

— Все-таки ты зануда, — вынесла я вердикт.

— Не хочешь о себе рассказывать?

— Не хочу. В моей жизни ничего интересного, не считаятебя.

— Мне ты тоже вопросов не задаешь. Ты не любопытна?

— Беда с этими вопросами. Сейчас выяснится, что тыженат, я начну страдать, вместо того чтобы получать удовольствие. Я знаю твоеимя, знаю, что ты классный любовник, на сегодня этого вполне достаточно. Вдругнаваждение пройдет так же внезапно, как появилось? Тогда узнавать о тебе что-тововсе не понадобится.

— Я не женат.

— Хорошая новость. Но радоваться я подожду.

На встречу он не спешил, я могла поздравить себя с победой.Он ушел поздно, с сожалением на физиономии. Если бы я попросила, он бы,наверное, остался, но я просить не стала.

Два дня он не звонил. Должно быть, проявил любопытство.Узнать, кто я такая, для него труда не составит. Почему он этого уже не сделал,для меня загадка, может, считал, что это подождет, а может, был слишком занят.Я могла бы позвонить сама, но, естественно, даже и не собиралась. Ник тоже непоявлялся. Предоставленная самой себе, я целыми днями торчала у Виссариона,покаянно сообщив, что приму любое наказание за прогул. Он ответил, что раз яработаю за харчи, то и говорить не о чем. Но я заявила, что чувствую себяобязанной, и вымыла в «Бабочке» окна. Он оценил мой трудовой порыв и накормилменя обедом.

Зато на следующий день у меня появилась Машка. Не одна, сАнтоном. Он чувствовал себя не в своей тарелке и за все время произнес десятокслов, зато Машка выглядела абсолютно счастливой.

— Он переживает из-за Борьки, — шепнула она мне,когда я готовила гостям кофе. — Борька сам не свой. Он, кажется, всерьезвлюбился. А Тони чувствует себя виноватым.

— В чем?

— В том, что все так получилось. Если бы он непригласил Олега…

— Глупости, тот сам пришел.

— Конечно. Тони считает, что Рахманов сделал этонарочно, чтобы позлить Борьку, и он действительно переживает.

Антон пил кофе с очень серьезной миной и старался невстречаться со мной глазами, но поглядывал на меня украдкой, я чувствовала еговзгляд, что меня раздражало. В общем, когда они собрались уходить, я не сталаих задерживать.

Машка меня беспокоила — она смотрела на этого парня соткровенным обожанием. А я гадала, что он принесет в ее жизнь? Пока Ник неинтересуется, как она проводит время. А если интерес появится? Неизвестно, чтопридет ему в голову. А главное — как все это отразится на Машке?

Периодически в ее жизни появлялись мужчины, на вечер, отсилы на два.

— С мужчинами надо заниматься любовью, — пожималаона плечами. — А меня при мысли об этом тошнит.

Я видела: с Антоном у нее все по-другому, — не знала,радоваться или бояться. А если она для него мало что значит? То есть он можетдумать, что влюблен, но когда все узнает… В общем, Машкино появление радости непринесло.

Всю ночь я изводила девок Бетховеном, до утра просидев уВиссариона.

— Ты влюбилась, — заявил он с серьезнойфизиономией.

— Ага. А он меня бросил.

— Идиот.

— Конечно. Но я все равно страдаю.

— Может, тебе неинтересно, но твой парень приходил вкабак, где убили журналиста, с твоей фоткой. Показывал ее бармену, спрашивал, невидел ли тебя кто.

Я очень надеялась, что на моем лице никаких эмоций неотразилось.

— Зачем ему это? — все-таки спросила я. Конечно, яне ждала ответа, но что-то я была должна сказать.

— Не знаю. Он ведь журналист. Говорят, погибший был егодругом.

— Допустим. Только при чем здесь моя фотография?

— Менты ищут женщину. Говорят, того парня убили из-занее. А еще говорят, что парень был кое-кому не угоден. Убийца скончался втюрьме, и девка ментам теперь вдвойне интересна.

— Занятно, но я так и не поняла, я-то тут при чем?

Виссарион пожал плечами и уткнулся в книгу, предоставив мневозможность ломать голову в одиночестве. Я подумала позвонить Борьке.Позвонить, конечно, можно, только что я ему скажу? Спрошу, какого хрена онлезет в мои дела? То-то. Хм, а откуда у него моя фотография? Впрочем,фотография как раз не проблема. Мог щелкнуть меня так, что я и не заметила. Нокак он догадался? Как это вообще пришло ему в голову? Он видел меня с Ником, априятель из прокуратуры разнюхал, что Витька был как-то с Ником связан? Что ж,человеку с фантазией и столь скудных сведений достаточно. Если Ник узнает…Черт, что же делать? В самом деле позвонить? Но я тогда только укреплю егоподозрения… Я впала в глубочайшую задумчивость, чем порадовала девок — имосточертел Бетховен.

Звонок Рахманова через два дня вызвал целый всплеск эмоций.Услышав его голос, я сначала замерла, а вслед за тем улыбнулась, едваудержавшись, чтобы не взвизгнуть от радости. Вот тут-то и выяснилось, что яждала его звонка, все еще надеясь, хотя и заранее смирившись с поражением.Конечно, он мог сейчас звонить, чтобы просто поставить меня в известность: мол,наваждение прошло… Но с моей точки зрения, тогда и утруждать себя не стоило.Тем более что я ему не звонила и не позвонила бы, так что наши отношения самисобой сошли бы на нет.