– Айя, тебе лучше оставаться в своих покоях, – прошептала тихо женщина, видя недовольство собравшихся.

– Я не спрашивала, что для меня лучше, – переводя на нее взгляд, произнесла девушка, сама поражаясь, насколько холодным и надтреснутым прозвучал ее голос.

Управительница растеряно моргнула, глупо приоткрыв рот.

– Тойра права… – начал было Морис, но Айя коротки вскинула перетянутую бинтами ладонь, призывая того замолчать.

– Давайте сразу все проясним, – бывшая служанка окинула равнодушным взглядом каждого и снова повернула застывшее, словно восковое лицо к ошарашенной Тойре, – напомни, на каких правах Нирхасс вернул меня сюда?

Его имя горчило на языке необъяснимой болезненной тоской.

– На правах хозяйки дома, – протянула женщина и слегка помедлив добавила, – госпожа…

Айя кивнула.

– Так вот, как хозяйка, я хочу знать все, что происходит на этих землях. И вы будете мне докладывать! – девушка устремила взгляд на пышущего гневом гвардейца. – С должным почтением, солдат. Или Вы сомневаетесь в решениях своего господина?

Мужчина от подобного вопроса опешил, отшатнулся от тонкой, бледной фигурки, посмевшей усомниться в его верности повелителю.

Отрицательно мотнул головой, внимательнее рассматривая девушку.

— Вот и замечательно, – протянула та, снова пристально глядя ему в темные глаза, – Амин, я не претендую на власть и не прошу Вашего уважения. Не собираюсь отдавать приказы или оспаривать Ваши решения. Я далека от этого всего. Но требую лишь держать меня в курсе всего, что происходит.

Воин, ненадолго задумавшись, согласно кивнул, смиряясь и с ее положением, и с ее присутствием. Отгоняя от себя не касающиеся его вопросы относительно личных предпочтений господина. Уважение к Нирхассу было абсолютное и непоколебимое, несмотря ни на что.

Светловолосый солдат за спиной Амина вдруг одобрительно улыбнулся, глядя на невозмутимую девчонку.

За стенами снова громыхнуло, да так, что задребезжали стекла и нервно дернулся огонь в камине. Айя вздрогнула.

– Долго нам не продержаться, – произнес Амин, – нас едва наберется сотня, а их не меньше двух тысяч. Все псы Южной Империи и горстка падали Сумасшедшего Короля во главе с его младшим ублюдком. Они совершенно точно знали, что основные наши силы отозваны в Хасарон. А это два дня пути туда и столько же обратно. Всадники во дворец и гарнизоны были отправлены, как только разведка доложила о приближающихся легионах. Нам надо выстоять не меньше четырех суток, до прихода господина и нашей армии…

Но держаться пришлось гораздо, гораздо дольше.

Вернувшийся посыльный сообщил жуткую для обитателей имения весть, что все силы Севера были брошены на южные границы, где велось полномасштабное наступление, стремительно приближающиеся к дворцу Правящего Дома. Нирхасс, как верховный командующий войсками страны, был отправлен туда – защищать главный ее оплот. Все происходящее означало одно – старые договоры рухнули в небытие, мир менялся под гнетом меча и топора. Кровью и огнем писался новый виток истории чуждого Айе мира.

А еще это значило, что подмоги ждать было теперь не откуда.

Помощь не придет.

А силы были очень не равны.

Меньше чем за неделю замок был осажден без особых усилий со стороны противника.

И уже чуть больше месяца отрезан от тракта и внешнего мира. Окрестные поселения, принадлежащие имению Шаррихас были выжжены дотла. А перед самим высоким каменным забором вольготно и скучающе расположились вражеские силы, расставив у леса походные шатры и водрузив яркие желтые флаги с искусной белой лилией в центре. Больше не атаковали и не наступали, с большой охотой пропускали к замку выживших мирян, что искали спасения и пристанища. Понимая, что чем больше за его застенками будет голодных и обездоленных ртов, тем быстрее закончатся припасы и упрямые северяне либо передохнут от голода, либо сами приветственно отворят ворота, впуская гордых завоевателей.

По всему выходило, что именно этого они ждали – позорного, добровольного подчинения.

Айя стояла на высокой смотровой башне, кутаясь в шаль. Плотная ткань платья облепила ее ноги и гулко шуршала на ветру.

Закат был алым.

Глаза ее слезились, от хлестких и едких ветров, что несли к замку дым от горящих полей. Урожай, что вот-вот готовился к сбору был уничтожен. Они выжгли все. Обрекли тысячи людей на голод и нужду.

Зябко поежившись, девушка перевела взгляд на бесконечный лагерь внизу, почти у ее ног. Приглушенные порывами ветра слышались мужские голоса и смех, ржание лошадей и лязг металла.

Айя вздрогнула и отпрянула, когда ее плеча осторожно коснулась рука Румира.

– Как ты? – спросил парень, понимающе пряча руки за спину и с ненавистью глядя перед собой.

– Нормально, – соврала девушка, переведя на него взгляд, – а ты?

Гвардеец неопределенно пожал плечами.

– Кажется сейчас взорвусь от злости и беспомощности, – чуть подумав ответил он.

Служанка его понимала.

– Там на кухнях опять какой-то скандал, – вдруг вспомнив зачем пришел, оповестил солдат.

Девушка только вздохнула, направляясь к лестнице. Это начинало раздражать.

Все чаще начали случаться потасовки между слугами и пришлыми. Всем казалось, что они друг друга объедают, недоговаривают, подворовывают. Айя понимала, что это был простой страх и отчаяние, выпавшие на их долю. Но позволить таким распрям поселиться в стенах замка не могла. И без этого было несладко. Она на корню пресекала все склоки, теперь еще больше понимая строгую Тойру. И все чаще замечая за собой некую, несвойственную ей ранее жесткость.

Многим из обитателей замка не нравилось, что бежавших от бойни женщин, детей и стариков Айя велела разместить в дорогих покоях. Им претило подчиняться приказам бывшей чернавки, низшей, не принятой даже ею подобными. Но заручившаяся поддержкой управительницы, Амина и вечно пребывающего в себе Мориса, она с непрошибаемым спокойствием делала то, что считала нужным.

Четко разделяла обязанности между вновь прибывшими, вместе с Тойрой вела подсчет припасов и боролась за каждого раненого солдата, как за самую большую драгоценность. Не позволяя проливаться слезам по погибшим, которых сжигали за дальним амбаром. Изводила скупых лекарей своим надзором. Несмотря на новое свое, все еще казавшееся ей сомнительным, положение госпожи, Айя не чуралась прежней работы. Не морщась, выносила горшки и простыни под ранеными, мыла, перевязывала. Готовила еду, драила залитый кровью и грязью пол и орудовала метлой, помогая разгребать завалы от рухнувших у стены башен и восточной части дома.

Сама того не ожидая, Айя заслужила уважение Амина, а значит и оставшихся в живых гвардейцев. Он больше не смотрел на нее волком и не кривил недовольно губы при ее приближении. Теперь почтительно кивал, предлагал помощь и в редких случаях даже спрашивал ее совета. А еще совершенно случайно, мужчина заметил ее положение. Долго смотрел на маленькую девчонку у высокого окна, погруженную в свои мысли и по инерции поглаживающую заметно округлившийся живот, который она обычно прятала под несуразными, явно ей большими платьями. Пораженный мыслью, что в ней растет дитя ассура – первое, более чем за шесть веков, замер, ощутив какой-то странный трепет.