Связь между несостоявшимся ограблением оружейного магазина и изъятой Роуз Лестер у журналиста, а затем похищенной у нее самой кассетой со съемками этого самого ограбления была налицо — что называется, факт. По крайней мере, в доме Роуз кассеты обнаружено не было.

Также налицо была связь между всеми предыдущими убийствами и тем, что сделали с Роуз. Все совпадало до мельчайших деталей — вплоть до брошенной на траве Библии и самой полураздетой, истыканной шилом сержантом полиции.

Но главное, уже наутро, от Джимми Дженкинса, мужа Нэнси Дженкинс, по его собственной инициативе, начальник полиции досконально узнал, что именно в этот вечер, за три часа до покушения на Роуз, она приезжала к ним в дом и о чем-то долго говорила с Нэнси, закрывшись в спальне. А после этого, уже ночью, на час или два позже покушения, Джимми застал свою жену смотрящей видеозапись, зафиксировавшую момент взятия ее в заложники.

Если честно, когда Джимми все это выпалил, Бергмана едва не хватил удар. Скупым жестом он остановил сдавшего свою жену полицейского, вышел в туалет и около двух минут держал полыхающую голову под струей холодной воды. А затем кое-как вытерся салфетками, вернулся в кабинет и заставил Дженкинса еще раз повторить все, что он только что сказал, — слово в слово.

И Дженкинс повторил.

Бергман почувствовал, что сходит с ума. Нэнси, прекрасная Нэнси все-таки была причастна к самым жутким пластам всего, что происходило в городе все это время! Как бы ни пытался он убедить себя в обратном.

А на второй день после покушения на Роуз Лестер, после нескольких его настойчивых запросов, Бергмана допустили к больной.

— Это я, Теодор, — тихо произнес Бергман, с ужасом глядя на торчащие из-под простыни забитые кровавой пеной катетеры и забинтованное пропитанными чем-то желтым и коричневым бинтами неузнаваемое, распухшее лицо.

— Автофургон, — хрипло, но достаточно внятно произнесла Роуз. — У него автофургон. Белый… Старый…

— Там была Нэнси Дженкинс? — стиснул зубы Бергман. — Это она сделала?

— Нет… мужчина… белый… — прохрипела Роуз. — Волос… тоже… выгорел.

Бергман превратился в слух. У Нэнси, как он и предполагал, был сообщник-мужчина.

— Лица не разглядела… опознать не смогу: но он плотный… и невысокий… пять с половиной футов, — Роуз закашлялась, и Бергман с ужасом увидел, что она не может остановиться и прекратить это ужасный, выворачивающий душу кашель и, тем не менее, силится сказать что-то еще. — И еще…

— Все, — подошла к Бергману медсестра. — Я же вас предупреждала, что ей нельзя говорить…

— У него… словно… яйца стальные, — с усилием выдохнула Роуз. — Я… раз десять… в пах ударила!

— Все, сэр! — чуть ли не в шею вытолкала Бергмана из палаты медсестра. — Хватит! У нее же легкие пробиты!

«Господи! Хоть какие-то приметы! — аж взмок Бергман и торопливо тронулся к выходу. — Господи! Зачем тебе это надо, Нэнси!»

* * *

Нэнси пыталась прорваться к Роуз через каждые пять-шесть часов и однажды едва не столкнулась с Бергманом, но он выглядел таким… таким измученным и растерянным, что подойти к нему так и не рискнула. А потом она поговорила с медсестрой, присутствовавшей при всем этом кошмарном разговоре, приехала домой, снова прокрутила видеокассету и поняла, что должна идти к Бергману.

Сама мысль о том, что чужой мужчина будет смотреть на ее беспощадно зафиксированные камерой заведенные от наслаждения глаза, повергала Нэнси в такой ужас, что отказывали ноги. Но она уже знала, что должна посмотреть страху в глаза — и этому тоже.

* * *

Она пришла к Бергману рано утром. Без особого труда пробилась через давно уже знающего ее секретаря, заволокла тяжеленный ящик прямо в кабинет и села напротив начальника полиции.

— Вы должны это увидеть, Теодор.

Бергман ошарашенно моргнул.

— Что это?

— Видеомагнитофон, — почти по слогам произнесла Нэнси. — Но к нему нужен телевизор.

Все еще словно не в себе, Бергман молча встал и приоткрыл створку огромного шкафа.

— Такой сойдет?

Нэнси растерялась. Телевизор был совсем небольшой — лично она таких еще и не видела.

— Я не знаю… там должна быть такая пипочка… надо посмотреть.

Она поднялась, с помощью Бергмана подтащила огромный аппарат поближе к телевизору, некоторое время возилась со шнурами и в конце концов кивнула.

— Думаю, работать будет. Вы присаживайтесь, это долгая история…

Ошарашенный Бергман присел.

Нэнси вставила в приемный отсек черную кассету, чем-то щелкнула и присела рядом. По экрану сразу же пошла рябь, а потом началось такое, что Бергман едва не подавился от ужаса. Впервые в жизни он видел себя со стороны в таком нелицеприятном свете.

Нет, местное телевидение его регулярно снимало, но они, как правило, предупреждали его об этом минимум за час-полтора, и он хотя бы успевал приготовиться! А здесь… здесь все было иначе.

Бергман смотрел и узнавал все: эту свою тщательно маскируемую под напускной бравадой нерешительность, эту омерзительную привычку сжимать губы в ниточку, эту мокрую потную лысину с неряшливо всклокоченными остатками жирных волос… Только теперь он воочию увидел, как выглядит на самом деле.

— Господи, какой кошмар.

— Это все не то, — покачала головой Нэнси. — А вот сейчас будет главное.

Бергман словно очнулся и покосился на эту странную женщину. Он совершенно точно знал, что перед ним соучастник ряда самых жутких преступлений за последние три десятка лет, и… не мог в это поверить.

— Скажите, Нэнси, — заставил он себя начать этот трудный разговор. — Зачем вы во всем этом участвуете? Ваш-то какой интерес?

Нэнси побледнела и оторвалась от телевизора.

— Я вам уже говорила, Теодор. Мне все обрыдло. А теперь смотрите! Вот она!

Бергман уставился в телевизор, но ничего не увидел. Как раз в этот момент камера пошла в сторону, чтобы показать панораму выстроившихся в ряд, словно в кинофильме, полицейских машин.

— Видели? — напряженно покусывая губу, резко развернулась к нему Нэнси.

— Подождите, Нэнси, давайте все-таки поговорим о главном, — снова превозмог свое нежелание начинать этот даже не разговор — допрос — Бергман и повысил тон. — Не надо юлить! Скажите мне прямо, какое отношение вы имеете к покушению на Роуз Лестер?

Нэнси замерла.

— Только не говорите, что не понимаете, о чем речь, — еще жестче произнес Бергман, — я вас прошу…

— Я понимаю, — кивнула Нэнси и вытерла сбежавшую по щеке слезу.

Бергман напрягся.

— Да, я тоже имею к этому отношение, — всхлипнула Нэнси, но тут же взяла себя в руки и через силу улыбнулась. — Если бы я тогда позвонила вам, этого ублюдка, может быть, уже взяли бы…