— Ну вот, как всегда… — язвительно констатировал Тьюго.

Хейго догнал меня быстро, еще бы, в моей одежде наверх живо не вскарабкаешься, зачем-то повалил на снег и перевернул. Навис надо мной, а я, мотая головой, уперлась ему в грудь, пытаясь отстранить.

— Не закрывай глаза, родная, — неожиданно ласково попросил этот мужчина, с какой-то целью принявший жутковатый облик, таким же жутким, прямо загробным голосом.

Зажмуриться ему в пику не успела — он наклонился очень близко, открыл рот и… когда из его глаз, рта из каждой поры на меня потекла Тьма, я сама вытаращилась от ужаса и зашлась в истошном крике, изо всех сил забилась, чтобы сбросить с себя это чудовище!

Через мгновение все вокруг меня полыхало Тьмой, а сама я захлебывалась ею, словно мутной водой, беспомощно хрипя и пытаясь вдохнуть воздуха. Мало того, замерзала как никогда, ощущая, что внутри все леденеет.

— Ты поторопился! Она не принимает твою суть… — донесся до меня незнакомый мужской голос.

— Тьма! Если и дальше так пойдет, они умрут оба! — глухо выдохнул кто-то еще.

Дальше у меня в голове зашелестел ласковый, мягкий голос Хейго, настойчиво уговаривающий:

— Ты — моя, я — твой! Навсегда! Расслабься! Доверься мне! Верь! Я — твой, ты — моя! Одна душа на двоих! Но большая, цельная, не одинокая! Раздели со мной свое тепло, не дай замерзнуть во Тьме! Прими меня и тепло моей души…

Голос мужчины, который не раз выручал меня в пути, утешал, защищал от опасности, порой ласкал слух и вызывал живой отклик моей женской сути, вытянул из мрака. А настойчивое обещание тепла помогло расслабиться, открыться душой и принять неизбежное: по сути, подселенца в мое тело. Половинку! Новую и такую… необычную, чужую… Нет — чужеродную!

Внезапно Тьма превратилась в свежий глоток воздуха, остудивший сухое разгоряченное горло. Я судорожно глубоко вздохнула — и тут же услышала:

— Хвала Тьме, они прошли полное слияние и инициацию!

— Главное, чтобы она не сбежала от него после этого… как обычно происходило, — добавил свой ржавый медяк Тьюго.

«Да чтоб ты подавился дурацкими шутками!» — было моим пожеланием этому темному перед тем, как сознание милостиво покинуло меня.

Сквозь сон я услышала странный, подзабытый, но от того ставший приятным вдвойне звук — треск горящих сухих поленьев. Смолистых, пахучих… Он казался ненастоящим, словно из далекого прошлого повеяло, когда можно было, ничего не опасаясь, разводить огонь в очаге, чтобы обогреться, вскипятить воду и заварить ароматные травы с медом…

С трудом разлепив глаза, я сперва зажмурилась от яркого утреннего света, льющегося из ничем незакрытых окон, затем тихонечко, по привычке, которой обзавелась в походе, вздохнула и, к своему полному удивлению, не заметила даже маленького облачка пара. Сонное состояние сразу как ветром сдуло.

Приподнявшись на локте, я обнаружила, что спала в штанах, носках и рубашке, без меховой одежды, а запасная шкура в ногах сбилась. Видимо, меня ею накрыли, когда было еще холодно, а потом стало жарко. Вот я и раскрылась.

Как же легко ощущать себя без надоевшей, круглые сутки не снимаемой теплой одежды! Чувствовать свою силу! Отклик магии родных стен!

И самое замечательное: я в своей собственной опочивальне, на своей собственной кровати во дворце Малина. Какое счастье! Чудо! Сердце дрогнуло от счастья, заколотилось в груди, взгляд радостно метался по знакомым с детства покоям, отмечая детали. Зеленый шелковый балдахин, щедро украшенный вышивкой, подобранный желтыми шнурами с кистями, который в случае необходимости можно опускать до самого пола. Толстый ковер с красно-бежево-зеленым орнаментом так и манил пройтись по нему босиком. Великолепные гобелены, изящная девичья мебель.

Я уже хотела позвать горничных, но в этот миг взгляд упал на две красивые стеклянные вазы на туалетном столике, в которых раньше всегда стояли свежесрезанные цветы, радуя меня в любое время года.

Но не сейчас…

Теперь оттуда торчали бурые стебли с тоскливо поникшими, свесившимися на стенки листьями и цветами — видимо, только-только оттаяли. На этот раз я вздохнула глубоко и с надрывом, понимая, что проблемы никуда не делись, а родные умерли… Все умерли! И это не кошмарный сон. Даже не позвать никого, ни фрейлин, ни горничных, даром что колокольчик висит. Одна принцесса… развалилась в роскошных королевских покоях в мужской одежде. Слава всем богам, хоть натоплено.

Я привстала, опершись на локоть, и угрюмо уставилась в стену с мыслью: «А где?..» За спиной что-то зашевелилось. Резко обернувшись и едва не сорвавшись с места от страха, я увидела Хейго, полулежа устроившегося с другой стороны, облокотившись на вторую подушку и свесив длинные ноги с кровати. Из-за яркого света, бившего в глаза, я не смогла подробно рассмотреть выражение его лица, попавшего в тень балдахина.

— Уф-ф-ф! — Облегченно выдохнув, я плюхнулась на подушку и искренне улыбнулась: — Доброе утро, лар Хейго.

Меня сразу же накрыло волной удовольствия, словно чья-то радость пошла через край, а следом неожиданно сменилась настороженностью.

Странно, почему это я испытываю подобные чувства?

Хейго приподнялся, подался ко мне и, склонившись, уже привычно положил ладонь на мою щеку. С невыразимым удовольствием погладил и ласково прошелестел, вглядываясь мне в глаза:

— Выспалась, единственная моя?!

Голубые озера его глаз темнели, превращаясь в черные бездонные омуты. Я в ужасе уставилась на него и захлебнулась от крика, сразу во всех подробностях вспомнив случившуюся накануне, всеми святыми и высшими проклятую инициацию, почерневшее надвигавшееся лицо риирца, заставившего пройти через пренеприятнейшее испытание, лишившее последних сил. И незабываемое ощущение лютого холода, выстудившего внутренности в момент, когда Тьма проникала в меня…

Словно решив освежить мою память, Тьма, как и вчера, заполонила не только радужку, белок тоже стал полностью черным. Мало того, совершенно черная слеза скатилась из уголка глаза к подбородку и — упала мне на руку. В следующее мгновение я, будто пружиной подброшенная, с такой силой отпихнула Хейго, что он упал на подушки спиной. А сама, резво подскочив, с диким воем кинулась вон. Благо теперь меня не стесняли ни шуба, ни меховые штаны, ни уни.

Обретя былую прыть, я пролетела по своим покоям, отметив, что портреты родителей в тяжелых золоченых рамах и наш с Алекс по-прежнему на месте, висят в гостиной.

— Оли, родная… — понапрасну звал Хейго.

Я уже протянула руку толкнуть дверь, ведущую в коридор, авось где-нибудь спрячусь, а створки резко распахнулись, явив моему взору двух молодых женщин. Опешив, я встала как вкопанная и вытаращилась на них — совершенно не ожидала встретить здесь помимо риирцев людей. Живых, не зомби! Причем с нескрываемым любопытством, немного настороженно, но приветливо и по-доброму смотревших на меня.