– Он говорил с вами обо мне?

– Никогда! Поверьте, никогда! Он рассказывал о дочке...

– Но вы же в начале разговора сказали, что он любил иоберегал меня?

– Да! Просто он сразу сказал мне, что не сможет уйти ко мне,что любит жену... Вот и все.

– И вы смирились?

– Я приняла это с уважением, я понимала...

– Что он слишком стар для вас? Он и для меня был староват,пятнадцать лет разницы, а сколько лет вам?

– Пятьдесят один.

– Понятно, он был старше вас на двадцать три года, для бракамноговато.

– Я вообще не стремилась к браку, это не моя стихия... Япросто любила его и радовалась тому, что мы встретились в этой жизни...Простите его...

Боль была повсюду. Болело не только сердце и душа, болелируки, ноги, спина. Казалось, я вся – сплошная боль. Боль была не острой, атянущей, от такой боли еще не кричат, а только закусывают губу...

– Леокадия Петровна, что с вами, вы так побледнели! –перепугалась она.

– Ничего, сейчас пройдет... Только... у вас неттелефона моей дочери, не могли бы вы ей позвонить? Пусть она приедет за мнойсюда...

– Да-да, телефон есть... Я позвоню... Но, может, не стоит еепугать, тем более что мы должны встретиться с ней уже через полчаса... Японимаю, вам, вероятно, тошно со мной общаться...

– Как и вам со мной.

– Нет, мне не тошно, я ведь ничего не потеряла, – тиходобавила она. – Ой, простите мою бестактность, но знаете... зря вы полезлив мою записную книжку.

– Вы правы. Любопытство сгубило кошку. Хорошо, попроситесчет.

– Позвольте мне заплатить!

– С какой это стати? Я вас пригласила сюда, я и заплачу.

– Мамочка, что с тобой? – Я испугалась, увидев ее.В лице ни кровинки, губы синие...

– Я просто устала, ненавижу экскурсии. Ничего, Адька,все пройдет, не волнуйся. Она меня так заговорила, ужас...

– Но город-то тебе понравился?

– О да! Особенно те кварталы, где пестрые домики. Такаяпрелесть, голубые, розовые, сиреневые, красные. Только ездить тут пытка, такиекрутые горки...

– Да уж! А в церкви святой Марии были?

– Это где круглый орган?

– Да!

– Красиво и очень необычно. Адька, знаешь, давай поедемдомой.

– Не хочешь до вечера здесь побыть?

– Нет.

– А у меня дома обеда нет...

– Но мы же можем пообедать где-нибудь в ваших краях?

– Конечно! Ты как относишься к китайским ресторанам?

– Никогда в жизни не была.

– Значит, поедем в китайский. Там вкусно!

– Адя, где ты нарыла эту гидшу?

– В Интернете, а что? Она тебе не понравилась?

– Болтливая очень, у меня просто голова кругом пошла... Авпрочем, неважно, черт с ней.

– Мамочка, как мне хорошо с тобой, как легко...

– А со Стаськой трудно, да?

– Ужасно, я ее боюсь.

– Ты зря ей это демонстрируешь. Она сейчас как нервнаясобака – почуяв твой страх, может укусить, а она иной раз больно кусает.

Что ты на это скажешь? Наверное, я никогда и никого небоялась так, как ее, мне кажется, она может даже убить... И в этом виновата я.А что же случилось с мамой? Неужто заболела? Может, сердце? Я даже не знаю,здоровое у нее сердце или нет... я почти ничего о ней не знаю. Толькочувствую, что она меня любит и уже простила за все... Мамочка моя...

В китайском ресторанчике как раз начинался обеденныйперерыв, но Джуди, знакомая официантка, пустила нас.

– Ничего, заходите, большого выбора не обещаю, но накормитьнакормлю. Как дела, Ади?

– Познакомься, Джуди, это моя мама из Москвы.

– А, мама это хорошо. Мандариновый суп будете?

– Мне как обычно, Джуди, и маме то же самое принеси.

– Что она говорит? – спросила мама.

– Что принесет нам мандариновый суп, а потом говядину.

– Мандариновый суп? Он сладкий?

– Нет, чуть сладковатый. Просто бульончик со вкусоммандарин.

Мама с сомнением взглянула на маленькую фарфоровую мисочку стакой же ложкой. И улыбнулась.

– О, теперь я понимаю, для чего эти мисочки. Мне как-то подарилидве штуки с такими же ложками, я подумала: красиво и удобно. Я сметану в нейиногда подаю, а это, оказывается, для китайского супа. А знаешь, вкусно!

Когда Джуди подала мясо, мама закричала:

– О боже, я столько не съем. Ах да, мы же можем взять этодомой. А не лучше было бы заказать одну порцию на двоих?

– В другой раз так и сделаем, мамочка.

– А вот это что такое?

– Это печенье. В нем запечатана записочка с предсказанием.

– Ах да, я видела это в кино... Открой свою!

Я давно перестала верить этим предсказаниям. Но открыла. «Тыобретешь то, что потеряла». Неужто вернется Гарик? – вспыхнула сумасшедшаянадежда.

– Мама, а что у тебя?

– На, прочти!

– «Жизнь испытывает тебя»!

– И все?

– А чего бы ты еще хотела? Жениха? – засмеялась я.

– Да нет уж, какие женихи. Покоя хочу! Но покой нам толькоснится. К черту все! Расскажи мне лучше, почему ты вдруг стала риелтором.

– Расскажу, но лучше дома.

Как приятно входить в дом не одной. Не так больно. Мы селина диван, я принесла бутылочку джина, тоник, лед.

– А апельсинового сока нет? – спросила мама.

– Есть, просто я привыкла с тоником...

– Так почему ты вдруг занялась риелторством?

– Я многое тут перепробовала. А это у меня вдруг пошло...Сама не знаю, откуда берется дар убеждения, но я многих могу уболтать...

– И что, за это прилично платят?

– Да как сказать... Я получаю процент от комиссионных.Большой процент. Все зависит от суммы сделки. Шесть процентов от суммы идет вофис, хозяину, а он платит мне семьдесят процентов от этих комиссионных. Ах,мама, зачем тебе это... Это скучно.

– Семьдесят процентов это предел?

– Нет, некоторые получают и девяносто, но редко. Простосейчас, когда обвалился компьютерный бизнес, многие кинулись в риелторство,конкуренция выросла, а бизнес наш стал слоу...