он не единственный? Стремительный бросок — и разведчики уже па мосту. Где-то далеко внизу катит свои волны река. У противоположного берега поднялось пламя. Очевидно, фашисты, не полагаясь полностью на подрывников, решили продублировать их действия пожаром.

— Вперед, товарищи, вперед! — кричит Блохин. А сам ни на мгновение не упускает из виду тот провод, который, вероятно, ведет к детонатору, установленному у заряда взрывчатки. Ни минуты не раздумывая, Федор Блохин перемахивает перила и бросается в воду. Мигом промокшее обмундирование, автомат, оставшиеся гранаты тянут его на дно, но он, прилагая неимоверные усилия, подплывает к одной из опор моста. Сюда уходит провод, значит, тут и нужно искать взрывчатку. Да, она здесь. Дублирующей проводки пе видно. Сильный удар ножа перерубает смертоносную нитку. Теперь занять оборону на западном берегу, удержаться до подхода наших подразделений…

Так был предотвращен взрыв моста. Наша пехота, воспользовавшись им, быстро преодолела реку и овладела западной половиной Витебска. А разведчики, выполнив поставленную перед ними задачу, с интересом наблюдали за саперами, извлекавшими взрывчатку.

— Ну, братцы, считайте, что нам повезло! Тут тонны две наверняка будет. Если бы фрицы успели взорвать, ничего бы от моста не осталось.

— Да и от тебя тоже. Небось, когда пробегал тут, поджилки тряслись? Две тонны!

— Нам с тобой и двух килограммов хватило бы. Не о нас разговор…

Да, не о себе думали они в час смертельной опасности. Выполнить задание, обеспечить быструю переправу наступающих частей — вот что было в мыслях у каждого. И подвиг их был оценен по достоинству. Все, кто входил в состав группы, были награждены орденами. А старший сержант Федор Тимофеевич Блохин стал Героем Советского Союза.

К утру 26 июня войска 1-го Прибалтийского и 3-го Белорусского фронтов освободили Витебск. Но ожесточенные бои с окруженными группировками противника продолжались. Гитлеровцы стремились во что бы то ни стало прорваться на запад. Их удар обрушился на боевые порядки 17-й гвардейской дивизии. В этом ударе участвовало более двух пехотных дивизий, поддержанных танками и самоходными орудиями.

Вначале казалось, что силы врага более или менее равномерно распределены на всем участке. Но затем стало ясно, что наиболее сложная обстановка складывается там, где оборонялся 48-й гвардейский стрелковый полк.

Гвардейцы стояли насмерть. Рядом с бойцами, командирами и политработниками подразделений находились офицеры штаба полка, связисты, тыловики. Полковая артиллерия вела огонь прямой наводкой. В одном из орудийных расчетов остался невредимым лишь гвардии сержант М. Боченков. Осколком снаряда был разбит прицел. Тогда командир орудия стал осуществлять наводку по каналу ствола: откроет замок, наведет на цель, зарядит и только тогда стреляет. Затем Боченков снова открывал замок и готовился к следующему выстрелу.

Зачастую схватки разгорались непосредственно па огневых позициях. Во время одной из них был убит командир 26-го гвардейского артиллерийского полка гвардии майор Ф. И. Дымовский. Но орудия продолжали вести огонь. Бой стал еще более ожесточенным. Бойцы мстили гитлеровцам за смерть своего командира, за смерть павших товарищей.

В ожесточенном бою погиб смертью героя заместитель командира 48-го гвардейского стрелкового полка гвардии подполковник В. С. Сметанин. Он несколько раз поднимал солдат в контратаки. В одной из них он был смертельно ранен. Когда гвардейцам удалось отогнать гитлеровцев от того места, где он упал, они увидели, что ноги мертвого офицера связаны колючей проволокой. Фашисты, верные себе, измывались даже над павшими. Позже нам стало известно, что гвардии подполковнику Сметанину Владимиру Сергеевичу посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза.

Быть может, трудно поверить, но только в течение 26 июня фашисты предприняли 22 атаки. Во второй половине дня ценой огромных потерь им удалось прорвать оборону одного из батальонов полка. В образовавшуюся брешь гитлеровцы бежали беспорядочно, не пытаясь даже расширить прорыв. Каждый думал только о спасении собственной жизни. Кстати, нашим частям удалось очень скоро восстановить положение, снова завязать мешок.

Как только стало известно, что отдельным подразделениям гитлеровцев удалось прорваться в лесной массив, прилегающий к озеру Мошно, я выехал в 17-ю гвардейскую дивизию. Вместе с начальником разведки X. А. Джанбаевым мы обсудили создавшееся положение. Было решено выслать конные разъезды с тем, чтобы установить состав укрывшихся в лесах вражеских войск.

Отлично действовал конный разъезд гвардии лейтенанта И. Г. Зеленского. У опушки леса разведчики спешились. Они пробирались от дерева к дереву, пока не обнаружили группу фашистов. Завязался короткий бой. И вот десять «языков» доставлены в штаб дивизии. Пленные показали, что в лесу укрылся 312-й пехотный полк 206-й пехотной дивизии. Я хотел продолжить допрос, но тут мне сообщили, что разведчики 164-й стрелковой дивизии захватили в плен командира 53-го армейского корпуса генерала от инфантерии Гольвитцера и его начальника штаба полковника Шмидта. Я немедленно выехал на КП армии.

Столь важных пленных допрашивал сам командарм. Генерал Гольвитцер оказался довольно разговорчивым. Ответив на заданные ему вопросы, он добавил:

— Вы распознали наши слабые позиции. Русские войска переломили обе ноги, на которых стоял наш корпус. Я не понимаю, откуда у вас могли быть такие подробные сведения о наших частях…

Иван Ильич Людников показал Гольвитцеру карту, составленную нашим разведотделом в период подготовки к операции. На карте была нанесена группировка частей 53-го армейского корпуса и его соседей, система обороны, расположение огневых точек.

Гольвитцер долго и внимательно рассматривал карту. Потом, взглянув на Шмидта, задумчиво проговорил:

— Если бы надписи здесь были на немецком языке, я считал бы, что это рабочая карта, которой я пользовался до начала боев. Впрочем, система огня здесь отражена полнее и точнее.

Шмидт пробурчал в ответ что-то нечленораздельное. Его грубое мясистое лицо и сейчас выражало надменность, но в выпуклых серых глазах светился страх.

Генерал И. И. Людников приказал мне лично доставить пленных в штаб фронта. Сборы были недолгими, и мы тронулись в путь. Впереди — наша открытая машина, следом — машина с охраной. Дорога, то поднимаясь на невысокие холмы, то спускаясь в низины, бежала навстречу нам.

Гольвитцер сидел спокойно. Шмидт же все время украдкой посматривал по сторонам, а когда машина свернула на глухую просеку, заметно оживился. Он что-то сказал по-немецки своему бывшему командиру корпуса. Тот ответил ему резко, недружелюбно. Я невольно насторожился. Не затевают ли пленные какую-нибудь авантюру? Оглянувшись, я увидел машину с автоматчиками. Она, словно привязанная веревочкой, шла за нами не отставая.

Вскоре я почувствовал, что обмен фразами, оставшимися для меня непонятными, поссорил генерала Гольвитцера и полковника Шмидта. И первый из них, видимо для того чтобы досадить второму, вдруг обратился ко мне с вопросом, знаю ли я французский язык. Знал я его плоховато, в