Павел пискнул сигнализацией машины и толкнул дверь подъезда. Седьмая квартира — второй этаж, лифт ни к чему. Вот и звонок. Кстати, не в пример атлантке, дверь железная и дорогая. Впрочем, церемониться Павел не собирался — поставленные вне закона не обязаны подчиняться правилам, а для лучемета материал преграды особого значения не имеет.

— Кто? — не обнаружив никого в дверной «глазок», бухгалтерша насторожилась.

Павел быстро перебрал варианты ответа от «сантехника вызывали?» до «откройте — милиция». Поморщился и шагнул в поле зрения нехитрой оптики.

— Я с фабрики, Тамара. Открывайте — жалко дверь портить.

— С какой еще фабрики?

Голос был знакомый — Павел пришел по адресу.

— С той самой. Не ломайте комедию, я не собираюсь причинять вам вред. Мне нужна только информация.

Несколько секунд за дверью было тихо, потом замок дважды провернулся и створка открылась.

— А позвонить никак нельзя было? — Вопрос был вполне резонный, но все же Павел на целую секунду впал в столбняк. Эта дородная самоуверенная женщина была совсем не той Тамарой, которая вчера вместе с напарником так ловко его кинула.

— К тому же почему я должна вас бояться? — осведомилась бухгалтерша. — Вся документация у меня была в порядке, и если у кого-то появились к вам вопросы, то адресуйте их своему новому бухгалтеру.

— Видите ли… Это совсем не связано… — Павел на ходу попытался выбрать новую линию. Неужели все-таки промах? Но ее голос! — У меня дело иного характера. Пройдемте куда-нибудь, неудобно в коридоре…

— Значит, надолго, — сделала вывод бухгалтерша и, вздохнув, добавила: — Идемте на кухню.

— Скажите, белая «семерка» во дворе ваша? — Павел задал этот вопрос ее спине, осматривая по пути прихожую. Половина обуви на полке была явно не по ноге этой даме, да и курточка на вешалке имела выраженный молодежный фасон.

— Моя, конечно. А что с ней? — оказавшись на кухне, Тамара Фоминична торопливо проследовала к окну и, убедившись, что машина на месте, немного успокоилась.

— С ней — ничего…

Павел, наконец, получил возможность разглядеть хозяйку. Черт возьми, черты лица… Так вот оно в чем дело! И вот она — новая линия!

— Вчера, примерно в половине восьмого вечера, где была ваша дочь?

— Она гуляла где-то с подругами… Нет, постойте! Она как раз брала машину, чтобы отвезти… — Полные руки женщины угрожающе уперлись в бока. — Та-ак! Что она еще натворила? — и, не дожидаясь ответа, бухгалтерша метнулась из кухни: — Тома! Тома, выходи! Я тебе сколько раз говорила!..

Скрипнула комнатная дверь, и с другого конца квартиры донеслось:

— Ну, мама! Я ведь просила! Я же занимаюсь!

— Снимай наушники и выходи! К тебе пришли! Так и знала, что эти твои поездки добром не кончатся!

— Да при чем тут поездки! У меня прослушивание завтра!..

Шум шагов и перебранка постепенно приближались к кухне.

— Ты что, сбила кого-то?! Почему человек пришел?.. Тома, лучше говори сразу!

— Да никого я не сбивала! Какой еще человек?! Ой… Андрей?

Девушка застыла на пороге как вкопанная, но подоспевшая сзади мать буквально внесла несчастную на кухню на своем корпусе.

Павел коротко поклонился.

— Не Андрей, Тамара. Я уверен — ты знаешь, как меня зовут на самом деле.

Та потерянно кивнула.

— Павел…

— Правильно. Позвольте полюбопытствовать, — он перевел взгляд на бухгалтершу, — дочка учится в театральном?

— Да. На последнем курсе, горе мое!

— Ну почему же сразу — горе? За вчерашний спектакль можно смело поставить четыре с плюсом. Только вот на последнем курсе, Тамара, уже нужно научиться выбирать — перед кем играть и от кого принимать оплату.

— Да вы что?! — Девушка возмутилась вполне искренне. — Никто нам ничего не платил! Это все Анька! Она сказала, что ей нужно обратить на себя внимание одного человека… То есть — ваше. Ну, мы с Аликом и придумали…

Павел нахмурился. Несуразицы множились на глазах, но при этом, как ни странно, хорошо складывались одна с другой. Дилетантское исполнение завершающего этапа провокации логично связывалось с такой же дилетантской подготовкой к нему… Если только это не двойная комбинация для увода со следа.

— Анна… — произнес он задумчиво. — Когда вы с ней познакомились?

— Около месяца назад.

— Как это произошло?

Возможно, Тома и собиралась ответить, но тут неожиданно пришла в себя бухгалтерша.

— Позвольте, Павел, а вы все-таки откуда? Вы же с фабрики, если я правильно расслышала? Тогда на каком основании вы устраиваете допрос моей дочери?!

Он очень постарался, чтобы улыбка выглядела по-отечески мягкой.

— Это еще не допрос, Тамара Фоминична. Пока вопросы задаю я, у вашей дочери сохраняются шансы с минимальными потерями выпутаться из истории, в которую она угодила исключительно по молодости и глупости. Если же я уйду ни с чем — придут другие, и вот тогда у Томы появятся настоящие проблемы. Уж вы-то должны меня понять…

Последняя фраза, сказанная нарочито доверительным тоном, стерла скептическое выражение с лица Тамары Фоминичны — слишком хорошо она гармонировала с мнением бухгалтерши о не вполне законной деятельности фабрики.

— Тома, ответь человеку, — распорядилась обеспокоенная мать, но теперь взбеленилась дочь:

— Да чего я буду отвечать?! Пусть у Аньки спрашивает — они вчера вместе уехали…

— Анна мертва, — тяжело обронил Павел. Мать и дочь ахнули в унисон. — Она погибла в результате вашей с Аликом «самодеятельности».

— Что? — Тома неуверенно улыбнулась, будто в ожидании конца неудачной шутки, а потом понимание медленно проступило на ее лице выражением страха и отчаяния. — Вы… ее… — голос сорвался, на глаза навернулись слезы.

— Нет, — отрезал Павел. — Не я.

— А кто?

— Пока я не знаю. Но помочь мне это выяснить в твоих интересах, Тома, потому что ты вместе с Аликом тоже под ударом. Кто-то очень постарался замарать меня смертью Анны и теперь, вполне возможно, захочет пройтись по свидетелям.

Скорее всего это была неправда — ассамблейщики с большой опаской шли на прямое вмешательство в дела людей, тем более такое радикальное. Но Павлу нужно было расшевелить эту семейку, и побыстрее.

— Алик… — прошептала студентка, как зачарованная. — Надо позвонить!..

— В милицию! — закончила за нее мать и сделала движение к двери в коридор, но тут же остановилась, вопросительно глядя на Павла.

— Правильно, — тот кивнул. — В милиции вас поднимут на смех. Для них этого убийства не существует.