В 1930-е годы СССР полностью контролировал экономику и политику Синьцзяна и поддерживал местные власти, ориентированные на северного соседа. Эта поддержка имела и вооруженный характер. Без советской помощи марионеточная администрация не выстояла бы в борьбе с восстаниями мусульманских народов, уйгур и дунган. Чекисты, переодетые в форму китайских солдат, расправлялись с восставшими, не щадили и собственных агентов, если возникали сомнения в их преданности.

Владимир стал свидетелем массового террора, по своей интенсивности и жестокости мало чем отличавшегося от того, который чекисты практиковали в те годы в Испании или в самом Советском Союзе. Шли повальные аресты по обвинению в шпионаже в пользу Великобритании, США или центрального китайского правительства. Достаточным основанием для задержания служило паломничество в Мекку как доказательство связи с «реакционными религиозными деятелями». По ночам арестованных вывозили в грузовиках за город, где убивали выстрелами в затылок и сбрасывали в общие могилы. Глубоко копать ленились и сильные ветры сметали верхний слой земли, которой были присыпаны разлагавшиеся тела[365]. Страшная вонь доносилась до города, и советское командование вынуждено было отправлять команды землекопов – глубже зарывать трупы.

Владимир присутствовал при ликвидации китайского генерала, который сотрудничал с НКВД, но попал под подозрение. Пришла краткая шифровка из Москвы: «Обезвредить как английского шпиона». Генерала пригласили в штаб, схватили, связали, допросили. Из воспоминаний Петрова:

«…Трем радистам поручили вырыть во дворе большую могилу. С заткнутым ртом и связанными за спиной руками агент был вынесен и положен лицом вниз около могилы. Тут заработал мотор грузовика во дворе, он оглушительно ревел. Один из сотрудников трижды выстрелил агенту в затылок. Я услышал нечто, похожее на вздох или сдавленный стон, это не так просто забыть. Его… тело свалили в могилу, облили бензином и подожгли, чтобы сделать опознание невозможным. Затем присыпали землей, утрамбовали и сверху застелили это место бамбуковыми матами»[366].

В начале 1938 года Пролетарский вернулся в Союз. Его наградили орденом Красной Звезды и поручили связь центра с региональными управления НКВД. В конце года его назначили заместителем начальника соответствующей секции Спецотдела.

Страна корчилась в судорогах Большого террора и информацию о размахе репрессий Владимир получал самую достоверную. Через него шли исходящие телеграммы с инструкциями, требовавшими от «органов» на местах выдерживать плановые показатели по арестам и расстрелам. А с мест поступали депеши, в которых руководители-регионалы рапортовали о выполнении поручений. Петров по памяти приводил примеры:

«НКВД, Фрунзе. Вам надлежит уничтожить 10 тысяч врагов народа. О результатах доложить верхом. Ежов».

Отвечали следующим образом:

«В соответствии с поручением от такого-то числа расстреляны следующие враги народа…».

Далее шел список жертв. Поначалу указывались персональные данные: год рождения, место работы и т. д., но потом от этого отказались. Слишком велик был поток арестованных и умерщвленных, времени не хватало возиться с деталями. Так что в списках оставались одни фамилии[367]. Счет уничтоженным и брошенным в ГУЛАГ шел на десятки и сотни тысяч. Никто не мог чувствовать себя в безопасности, включая сотрудников НКВД, в чьих рядах репрессии пробивали зияющие бреши. Не остался в стороне и Спецотдел. Арестовали и расстреляли несколько его начальников, включая легендарного революционера-большевика Г. Бокия.

Владимиру тоже было не по себе, хотя он не принадлежал к старой большевистской гвардии, которую ликвидировали первым делом, и никогда не состоял в рядах политической оппозиции. Выполнял сугубо техническую работу, послушно следовал указаниям начальства. Но личной безопасности это не гарантировало.

Арестовали Новикова – его старого друга, с которым они служили на Балтфлоте. Во время обыска обнаружили фотоснимок, запечатлевший обоих приятелей. У Новикова и его жены выпытывали – не участвовал ли вместе с ними Пролетарский в заговоре против Советской власти? Обошлось. Друзья показаний против него не дали.

Судьба уберегла Пролетарского и в другом случае. Способности молодого шифровальщика высоко оценил высокопоставленный чекист М. К. Войтенков, который приметил цепкого и исполнительного парня в Яркенде. Он предложил Владимиру стать его личным помощником, что сулило быстрое продвижение по службе. После Синьцзяна Войтенков занял видный пост начальника Главного управления НКВД по снабжению в Белоруссии. Владимира не отпустило начальство, так что ему повезло. Войтенкова арестовали и расстреляли. Личный помощник последовал бы за ним.

Пролетарскому «посчастливилось» стать очевидцем одного из ключевых событий Большого террора – судебного процесса по делу «Право-троцкистского антисоветского блока» в марте 1938 года. Это был третий и завершающий из московских процессов, призванных оправдать истребление ленинской когорты революционеров-большевиков. В шпионаже и терроризме обвинялись виднейшие деятели Коммунистической партии и Советского государства (Н. И. Бухарнн, А. И. Рыков, А. П. Розенгольц), выдающиеся дипломаты, (Н. Н. Крестинский, Х. Г. Раковский), а также бывший руководитель ОГПУ-НКВД Г. Г. Ягода.

Свободного доступа на процессы не было, и аудиторию формировали из людей проверенных, в основном функционеров госбезопасности. Пролетарский присутствовал на заседаниях 11 и 12 марта. Они проходили в небольшом зале, вмещавшем около 200 человек, на верхнем этаже Дома союзов в центре столицы. Чекист-шифровальщик глаз не мог оторвать от Рыкова, которого видел восемь лет назад в Надеждинске, когда тот приезжал на завод. Алексей Иванович в то время занимал пост председателя советского правительства. На рабочих он произвел впечатление своей значительностью и, вместе с тем, скромностью, умением разговаривать просто и искренне. Теперь Рыков выглядел по-другому – потухший, сломленный.

Что чувствовал в те страшные годы Владимир Пролетарский? Не стал ли сомневаться в советской власти, калечившей своих граждан физически и духовно? В том, что нет на свете иной, лучшей власти? В 1939 году он побывал в командировке в Бельгии и увидел, как живут люди в благополучной демократической стране. Однако на его лояльность это не повлияло. Он вырос и возмужал в условиях режима, который воспринимал как данность, постоянную величину. Плох или хорош, это его режим, он был его частью, врос в него корнями и не представлял, как можно жить иначе. Конечно, в развитых западных странах люди могут жить достойно и свободно, но это чужая жизнь. Чтобы сделать выбор в ее пользу, в душе Владимира Пролетарского что-то должно было надломиться. Это произойдет нескоро, когда начнет рушиться привычный ему мир. А пока он добросовестно трудился и делал успешную карьеру.

В начале 1940-х годов Пролетарский получил звание майора госбезопасности. Его уважали как активного общественника. Секретарь цехового партийного бюро, член партийного комитета отдела, руководитель кружка по изучению истории Коммунистической партии.