Страшная жара еще не раз губила урожай винограда, а в семье хотя и прибавлялись еще дети, но столь же быстро они умирали от болезней.

А несколько дней назад пришла новая беда. Давно отданные ростовщику под процент деньги растаяли вместе с его неожиданной смертью. Вдобавок другой богатый сосед как будто нарочно, именно в этот момент, настойчиво и неотложно стал требовать вернуть ему давний долг, угрожая в случае невыплаты выгнать из дому всю семью Тувьи и отобрать уже возделанный виноградник на склоне холма.

Яаков кивнул головой:

– Хорошо, я согласен. Если я могу своей песней помочь отцу, то я спою ее для царя Соломона.

Обрадованный Амитай кивнул и бросился к отцу похвалиться, что это он уговорил брата. Все время, пока братья разговаривали, лежащая на коленях Яакова девочка чутко прислушивалась к их разговору. Как только старшие братья отошли, она подняла свою растрепанную хорошенькую головку и, нежно обняв брата за шею, поцеловала его:

– Какой же ты добрый, милый мой братец! А если твоя песня не понравится царю и он прогневается на тебя? Я слышала, что в гневе он даже может бросить виновного на растерзание тиграм и львам. Скажи, неужели ты не боишься царского гнева? – и огромные, похожие на два сверкающих бриллианта глаза Рахили блестели от любопытства и тревоги за любимого брата.

– Боюсь, конечно, – сокрушенно пожал плечами Яаков, – но что мне остается делать? А вдруг спор между нашим отцом и соседом разрешится не в нашу пользу и мы останемся без крова над головой и без виноградника? Тогда наши братья и отец станут попрекать и корить меня, что я мог, но не захотел помочь. И, возможно, после этого мне придется уйти от вас, чтобы скитаться по пустыне в одиночестве, но разлука с тобой и отцом разорвет мое сердце напополам. Одна половинка сердца останется у тебя в твоем подоле, а другую я, пожалуй, заберу с собой! – грустно пошутил юноша. – Разлука с тобой, дорогая сестра, я думаю, станет для меня пострашнее всяких тигров и львов! Свою песню я сочинил только для тебя, Рахиль! Скажи лучше, понравилась ли тебе моя новая песенка? – спросил он с надеждой.

Песни Яакова были столь же просты и бесхитростны, как и он сам. Его благородная и любящая душа наполняла каждый издаваемый дудочкой звук удивительной гармонией и красотой.

Рахиль счастливо и беззаботно улыбнулась, черные глаза ее засияли от удовольствия:

– О милый мой брат! Почему ты снова спрашиваешь об этом? Тебе не нужно стыдиться и сомневаться! Все твои песни так хороши и прекрасны, что райские птицы замирают от восторга, когда ты играешь на своей дудочке!

Юноша недоверчиво посмотрел в глаза Рахили. Но девочка смотрела на него так искренне и с такой явной любовью, что он облегченно вздохнул:

– Спасибо, дорогая сестра! Если моя песенка понравилась тебе – главному судье, то она обязательно понравится и искушенному уху царя Соломона. И тогда, может быть, он решит спор в пользу нашего отца.

– Я надеюсь на это, мой брат! – и Рахиль ободряюще улыбнулась и, дотронувшись до мягких волнистых волос брата, ласково взъерошила их.

Наконец громко и гулко затрубили трубы, сделанные из бараньего рога, и могучие руки стражников с силой толкнули тяжелые ворота внутрь, давая дорогу многоголосой и шумной толпе, которая тут же, будто быстрая река, устремилась в город.

Оказавшись внутри, семья виноградаря поспешила вслед за толпой по мощенной камнем дороге к дворцу. И вскоре около дворцового входа столпилось много народа. Вот-вот должны были раскрыться двери в Храм и дворец, где в зале ожиданий возвышался золотой тронный постамент, ослепительно сверкающий на солнце. Там должен был появиться царь Соломон, чтобы послушать и рассудить свой народ.

Дворец был частью великолепного Храмового комплекса Соломона. По высоте Храм и не был выше остальных построек, но роскошью отделки и красотой он, бесспорно, затмевал даже царский дворец, который примыкал к нему сбоку и сообщался с ним отдельным входом. Медные храмовые колонны могучими стражами возвышались над беломраморными широкими ступенями, ведущими внутрь помещения. Сейчас двери в Храм и дворец были закрыты.

В печальной задумчивости взирал из потайного дворцового окна на бурлящее внизу многоголосое человеческое море царь Соломон. Приближалось время его выхода к народу с ежедневной приветственной речью. И всякий следующий раз речь его была непохожа на предыдущую. Будто древний и мудрый пророк, взирающий сквозь пелену времен и знающий заранее, что грядет впереди, всегда находил царь Соломон единственно верные, заветные и мудрые слова. Он предостерегал и вразумлял свой народ, облекал в слова такие явления и мысли, которые обычному человеку неподвластно самому осознать в потоке жизненных свершений. И в такие минуты подданным его казалось, будто сам господь Саваоф говорит устами царя.

Но не спешил сегодня царь предстать перед народом. Снова и снова вспоминал он прошедшую ночь.

Минувшей ночью приснился царю Соломону тяжелый и пророческий сон. Будто бы он опять оказался посредине чудесного Оазиса. Утомившись от долгого знойного пути, опустился царь на желтый песок и, словно к другу старому, в поисках опоры и защиты прислонился к могучему дереву Шезаф-Ююба. А перед ним – то ли явь, то ли видение: стоит, возвышаясь до небес, старец в белых одеждах. Грозно смотрит старец на него и говорит, и вопрошает своим суровым и громким голосом, подобным яростному рыку могучего льва:

– Я пришел к тебе, Соломон, поелику приумножились грехи твои! Ибо уже не верит мудрости и справедливости твоей народ израильский, живущий по окраинам земли иудейской от реки Евфрата до земли Филистимской, и дальше – до пределов Египта. Стонет и плачет народ твой под тяжестью непомерных податей и налогов, которыми ты обложил его в честолюбивом желании обеспечить роскошь дворца своего. Вижу я: забыл ты, что обещал и в чем клялся мне посреди пустыни огненной! Обладаешь бесчисленным количеством золота и серебра – и вожделеешь славы всемирной! Кичишься ты богатством своих золотых дворцов и покоев своих – забывая о главном! Забываешь о том, что должно: искать щедрот не от звонкой монеты, а от души безмерной и чистой! Благородство и совершенство – вот цель твоя! Потому что велел я тебе: «И чтобы не умножал себе жен, дабы не развратилось сердце его, и чтобы серебра и золота не умножал себе чрезмерно» (Втор. 17:17). Помнишь ли ты эти слова, человек?

– Помню, Господь мой! Но Ты же знаешь, как я верю в Тебя! И разве за это нет для меня оправдания от Тебя? И не покроются ли искуплением грехи мои? – вскричал Соломон во сне. И почувствовал он в душе терзания и угрызения совести, потому что знал, что правду сказал ему старик в белой одежде. Но старик не ответил, лишь грозно нахмурил брови.

– Скажи, что делать мне тогда? Как заслужить прощение Твое? – благоговейно прошептал Соломон в тайной надежде, что сейчас старец все объяснит ему и отпустит с миром грехи его.

– Ищи сам ответ на свой вопрос, человек! – ответил старик и поднялся выше небес, заслонив их золотым сиянием.