Бои на Кекрченском полуострове завершились 20 мая 1942 года. 11-я армия генерал-оберста фон Манштейна победила, и противник капитулировал.

Лейтенант Герман Граф мог обратиться к нему из-за запрета на полеты, который наложил рейхсмаршал Геринг после 100-й победы. Но до 15 мая «Железный Герман» и остальные командиры, вплоть до уровня истребительной группы, не были готовы обсуждать отмену высочайшего указа.

Ничто не изменилось в ночь 24 мая. Одержимый мрачными предчувствиями Граф сидел в своей маленькой палатке, перед ним лежали дневник и телеграмма. Она пришла от человека, который приковал его к земле, и содержала всяческие похвалы, но никакого утешения. Это был главнокомандующий люфтваффе Герман Геринг.

«Дорогой лейтенант Граф. Мне только что сообщили, что вчера вы сбили в одиночку восемь самолетов, проявив исключительную отвагу. Вы одержали 104 воздушных победы. Ваши выдающиеся успехи как летчика-истребителя наполняют меня гордостью и восхищением. Мои благодарности и особая признательность, хочу пожелать вам, чтобы ваше солдатское счастье не оставило вас».

Мысль была понятной. Какое счастье может быть у солдата, которому запретили приближаться к врагу? Он отодвинул телеграмму и обратился к дневнику.

«В ответ на мой запрос запрет на полеты был вчера подтвержден. Вечером я сбил 105-й самолет. Люфтваффе должны действовать здесь и сейчас, чтобы помочь своим товарищам на земле. Но я командую своей эскадрильей, так сказать, по телефону. Хорошо еще разрешают хотя бы перегонять самолеты, но моя жизнь летчика-истребителя завершилась.

18 мая 1942 года

Вчера я получил Дубовые Листья. Командир вручил мне сделанные в мастерской из русской серебряной монеты. Когда он вручал мне копию Дубовых Листьев, то сказал: «Ты законченный простак, потому и получаешь этот мусор».

Сегодня мы прилетели в Константиновку. Там я улегся под своим самолетом. Неожиданно пришел обер-лейтенант и сказал, чтобы я поднимался, потому что прибыл генерал. Рядом шел кто-то в шортах, теннисных туфлях и гражданской рубашке, но зато в генеральской фуражке. Я вскакиваю, он подходит ко мне, обнимает и поздравляет. Это был генерал Курт Пфлюгбейль, командир IV авиакорпуса. Затем он жестом предложил остальным подойти поближе. Когда они приблизились, генерал сказал, что меня наградили Мечами к Дубовым Листьям. Дубовые Листья всего два дня назад, а сейчас еще и Мечи! Он захватил меня с собой. Я выглядел великолепно. Никакого мыла, никакого умывания. Но генерал выглядел не лучше. Мне даже выделили кровать на его командном пункте, однако ночью клопы просто заели.

21 мая

На следующий день эскадрилья перебазировалась на аэродром поближе к линии фронта. Я летел с обер-фельдфебелем Зюссом как частное лицо. По пути мы встретили русские бомбардировщики, которые атаковали немецкие войска. Согласно приказу я был должен следить, не смея сделать ничего. но затем я подумал о товарищах из пехоты. И атаковал! Поэтому вчера 20 мая в 17.27 моей 106-й жертвой стал бомбардировщик. Командир бушевал, но ничего не мог изменить. Пе-2 был сбит. Мы атаковали три самолета, остальные два сбил Эрнст Зюсс.

Затем я снова засел на земле и руководил воздушным боем по радио. Но затем мой командир майор фон Бонин отправил меня в привычное место – Рогань. Там я должен был добыть чего-нибудь выпить. Это было прекрасное оправдание. Для безопасности он дал мне ведомого. Так как никто не хотел облетать кругом опасные районы, нам предстояло пролететь минимум 7 километров над вражеской территорией. По случайному совпадению я стал свидетелем воздушного боя. Два Ме-109 гнались за русским, но не могли догнать. Вероятно, это были новички. Это становилось опасным, и мне пришлось вмешаться. Я сделал это и в результате сбил 107-й самолет. Командир опять дал мне большой втык.

23 мая

Кажется, сегодня майор фон Бонин нашел решение. Он отправил меня назад в Рогань, на этот раз с приказом открыть нечто вроде летной школы для семи наших новых пилотов. Этих семерых новичков он отдал мне прямо тут же. Но перед этим я должен был пообещать ему, что ни при каких обстоятельствах не ввяжусь в воздушный бой. По пути под черной тучей мы заметили несколько Ju-88, которые, вероятно, должны были бомбить мост. Но из тучи выскочили русские истребители, которые собирались заняться бомбардировщиками. Я чуть не схватился за голову. С одной стороны, я дал обещание командиру, с другой – мои товарищи оказались в опасности. Мои мальчишки вмешались, и мы открыли неприцельную стрельбу, чтобы отпугнуть противника разноцветными трассами. Но тогда я увидел, что один русский заходит в хвост моему подопечному. Пройдет всего пара секунд, и он полетит вниз. В следующее мгновение я догнал вражескую машину. Она немедленно упала. Остальные русские тут же исчезли. В Рогани новички пообещали помочь мне разобраться с командиром. Они сделали это. Так что сегодня в 16.28 я одержал 108-ю победу.

Завтра я должен лететь в Ставку фюрера, чтобы лично получить Дубовые Листья и Мечи».

Пришел Зюсс. Он обшарил все углы, похоже, в поисках какой-нибудь выпивки. Ничего не нашел. С мрачным выражением лица он шлепнулся на стул и задумался. Потом сказал:

«Если Адольф спросит тебя о русских, скажи ему, что ты их всех уже победил».

Солнце медленно поднялось над горизонтом. Пилоты вылезли из своих палаток с помятыми, небритыми лицами, в теннисных туфлях, одетые лишь в трусы и майки. Граммофонная игла где-то со скрипом поползла по пластинке, и зазвучала песня «Карая из Малайи», которая дала эмблему эскадрилье 9./JG 52.

Эрнст Зюсс скривился и посмотрел на командный пункт. Там еще не до конца убрали бардак, последствия одной из мальчишеских шуток, скрашивавших тяжелую повседневную жизнь. Некоторое время назад он притащил на аэродром верблюда прямо к жилищу «Старика». Скотина засунула свою задницу внутрь и хорошо испортила воздух.

Громоподобный звук разбудил крепко спавших Графа и Генриха Фюлльграбе. Взбесившийся Фюлльграбе избил верблюда первой подвернувшейся палкой. В результате перепуганный верблюд пустился галопом и разгромил командный пункт. Но самым восхитительным в этой истории были глупые лица писарей, высунувшиеся из-под упавшей палатки.

На севере группа пикировщиков, ревя моторами, пролетела к Дону. Над ними промелькнул одиночный разведчик. На большой высоте сверкнула крыльями на солнце эскадрилья бомбардировщиков Ju-88.

Появился Фюлльграбе, одетый не лучше остальных. Все так привыкли к этому, что даже не стали вспоминать затертый лозунг: «Мыться и бриться только после победы».

Они молча пошли к самолету «Желтый-1», рядом с которым развлекался Граф. Рядом с ним крутились две его охотничьи собаки. К компании присоединился Аргус, его давний приятель. Вместе с ним была русская собака той же породы, получившая кличку Роланд II. Аргус прекрасно сошелся с ней, несмотря на различные национальности. Так как по ночам было холодно, они согревали ноги хозяина в дополнение к привычно намотанным газетам.