–Ваше преосвященство, вы верите, со смертью Барбары Рюфин чума уйдет из города?– спросила Агата напрямую.

Князь-пробст переплел пальцы, переводя взгляд с нее на Кристофа и обратно.

–Я верю, что Господь сам решит участь Эльвангена. Моя задача – всего лишь избавить город от греха.

«Тогда вам придется потрудиться»,– хотела сказать Агата, но не успела. Кристоф обернулся к ней и улыбнулся одними губами, как умел только он:

–Ты устала, дитя. Пойди приляг.

–Я устала,– повторила она, вставая. Ножки стула с отвратительным звуком проскрежетали по деревянному полу.– Мне нужно прилечь. Прошу меня простить.

Она злилась на этого борова, который – она знала точно – отправит на костер еще не одну несчастную душу. Злилась на себя за то, что не сдержалась и не сумела вовремя промолчать. Но больше всего Агата злилась на Кристофа, для которого все это было не больше чем игрой.

* * *

Кроме фон Вестерштеттена в крепости проживали его канцлер, доктор Карл Киблер и еще сорок вооруженных солдат. Не желая ни с кем из них сталкиваться нос к носу, Агата преодолела путь между столовой и спальней по открытой галерее. Дождь прекратился, и сумерки затянули небо. У одной из колонн стояла Урсула и, укутавшись в шаль, смотрела перед собой. Не на город и даже не на небо, а просто вперед. Рядом, подобно верному псу, что следует за хозяйкой повсюду, застыл Харман. Должно быть, он не хотел оставлять Урсулу одну в замке, полном солдат.

Им с Урсулой отвели комнаты в западном крыле. Тут царили холод и сырость, по полу бежали сквозняки. Даже в разгар мая стужа заползала в каждый угол, сколько бы слуги ни подбрасывали дров в камин.

Харман любезно проводил девушек до их покоев и предупредил, что заночует неподалеку. «Просто чтобы вам было спокойнее»,– добавил он. Это звучало нелепо: даже если обитатели замка решат вдруг напасть, что может один конюх против толпы вояк? И что может толпа вояк против демона? Одного Ауэрхана было бы достаточно, чтобы защитить их. Но Агата все равно заперла двери. Она устала и эту ночь хотела провести спокойно. Если бы в свое время Олоферн, вместо того чтобы пировать с Юдифью, сказал ей: «Иди вон из моего шатра, женщина! Я хочу спать!», то остался бы при своей голове.

Но не успела Урсула расшнуровать на Агате корсаж и распустить ей волосы, как явился Кристоф Вагнер и забарабанил кулаком в дверь:

–Открывай, мерзавка!

Агата знала, что он придет, но Урсула вздрогнула и засуетилась.

–Чем ты его так разозлила?– прошипела она, и это были, пожалуй, первые слова, которые Агата услышала от нее за последние дни. В ответ она только махнула рукой: мол, пустяки, ничего особенного.

–Я сказал, немедленно открывай!

–Я не одета,– предупредила Агата, подойдя вплотную к двери, но так и не дотронувшись до задвижки.

–Какое мне до этого дело?

–Ступайте спать! Если бы не вы, мы бы сейчас прекрасно проводили время дома, а не торчали в чумном городе. А теперь представьте, что подумает хозяин замка, если увидит, как вы ломитесь в спальню к своей воспитаннице!

–Она права,– раздался за дверью вкрадчивый голос Ауэрхана.

–Завтра ты выйдешь оттуда,– пообещал Кристоф,– и я на тебе живого места не оставлю. Ненавижу тебя!

–И я вас,– заверила его Агата.

Ответом ей были гневные шаги и грохот двери. Сейчас Ауэрхан утешит его: демону всегда удавалось быстро тушить пламя хозяйской злости. Впрочем, как уже выяснила Агата, по природе своей Кристоф был вовсе не гневлив. Долго сердиться ему было скучно. Раздражение, полагал он, только мешает вкушать удовольствия, что приготовила жизнь.

–Так чем ты его разозлила?– повторила Урсула.

Больше месяца прошло с их последней ссоры на конюшне, и с тех пор они едва ли сказали друг другу пару слов. Сперва Агата не обращала внимания на молчание служанки, а потом как-то затосковала. Разумеется, она не испытывала к Урсуле привязанности. Просто за время жизни вместе они выстроили вокруг себя некое подобие шатра, внутри которого были веселая болтовня и глупые шутки, понятные только обитателям зачарованного поместья. Когда Урсула сидела за шитьем, а Агата – за книгой, часы текли размеренно и, несмотря на тишину, приносили странное удовольствие. После ссоры Агата обнаружила, что сидеть за книгой в одиночестве – совсем не то же самое. Она попыталась найти то, что давала ей Урсула, в других домочадцах, но без толку. Кристоф не мог усидеть на месте, Берта не в силах была помолчать даже чуточку, Ауэрхан придирался к выбору книг, а Харман не одобрял чтение как таковое.

Агата откинула крышку дорожного сундука, который доставили в ее комнаты, и достала гребень:

–Я надерзила князю-пробсту. Жирный боров рассердился.

В любое другое время Урсула цокнула бы языком, или закатила глаза, или поджала губы. Но сейчас она только хмыкнула, и этот знак одобрения удивил и обеспокоил Агату.

В поездке прислуге вроде Урсулы полагалось спать на полу или на сундуке, но в спальне стоял такой холод, что об этом и речи не было. Агата позвала ее к себе, и они вдвоем залезли под одеяло. Простыни были сырые и ледяные. Здешние слуги даже не подумали принести медную грелку с углями, чтобы нагреть постель. Не сговариваясь, девушки повернулись друг к другу лицом. Урсула подложила ладонь под щеку, как будто у нее болел зуб. Агата отметила, что выглядит она не ахти. Похоже, недуг так и не отпустил ее.

–Еда тут преотвратная,– неожиданно созналась Урсула.– Я ни кусочка не съела.

Агата нахмурилась. Кормили их за ужином вполне пристойно. Даже она, избалованная лучшей стряпней Берты, не смогла бы придраться. Конечно, слугам наверняка дают что поплоше, но все-таки…

–Меня чуть не стошнило.– Урсула облизала пересохшие губы и поморщилась.– Ну ладно, стошнило.

–А что Харман?– спросила Агата.

–Уплетал за обе щеки.

Они полежали молча. Что-то вертелось в голове Агаты, но она никак не могла ухватить мысль. Неожиданно Урсула шепнула:

–Мне кажется, я больна.

Агата дотронулась до ее щеки. Теплая, но жара нет. Урсула дернулась от прикосновения, на мгновение ее глаза расширились, как от испуга.

–Мне и дома в последнее время ничего в рот не шло, кроме квашеной капусты,– продолжила она.– Так ее хотела, что едва полбочонка не слопала в подвале. А тут порченое все, как сам этот гнусный город. Поскорее бы убраться отсюда! Не приведи бог кровь начнется, я в этой сырости совсем умру.

Вот оно! Агата резко села. Пламя свечи рядом с кроватью колыхнулось.

–Как давно у тебя была кровь?

Хоть бы догадка не подтвердилась! Урсула уловила подозрение Агаты и задрожала сильнее, чем от холода. Она принялась считать, загибая пальцы, но несколько раз сбивалась и начинала заново.

–В то воскресенье отец Лукас читал проповедь о том, как Иисус накормил своих учеников. Я сама не пошла из-за крови, Берта мне пересказала.