–Не взлетим!– громким шепотом предупредил он.

Немного поколебавшись, Фауст кивнул. Вдвоем они кое-как устроились между пыльными мешками. Доктор произнес заклинание, и углы плаща затрепыхались, но сам он остался лежать на земле, придавленный неподъемным грузом. Без колебаний Кристоф столкнул один мешок на землю, и плащ стал медленно подниматься в воздух.

Хотя затея Доктора увенчалась успехом, полет с четырьмя мешками зерна стал самым страшным в жизни Кристофа. Плащ летел определенно не как обычно и часто кренился вбок, так что Вагнеру удавалось держаться на месте, только вцепившись обеими руками в ткань. У самого дома плащ сдался и резко пошел вниз – слишком резко, по мнению Кристофа! Он хотел спихнуть еще мешок, но Фауст остановил его резким жестом. Лишь чудом они приземлились в целости и сохранности.

–Надеюсь, оно того стоило,– выдохнул Кристоф.

–Стоило, если это поможет людям,– твердо ответил Фауст.

* * *

Кристоф знал, что все пойдет не так.

Мефистофель знал, что все пойдет не так.

Один лишь Фауст до сих пор тешил себя сказками о благородстве человеческой души. Но Кристоф усвоил твердо: если ты раздаешь что-то бесплатно, это закончится кровопролитием. Так оно и вышло.

Рано утром Фауст явился на рыночную площадь с четырьмя мешками зерна. Спрыгнул с лошади, сдернул с телеги рогожу и громко объявил: «Бесплатное зерно! Возьмите по миске на каждого члена семьи. Не жадничайте. Знайте меру». Народ, зачарованный видом зерна и голосом Доктора, послушно выстроился в очередь с деревянными мисками и тряпичными сумами в руках. Женщины твердили, что дома у них дети – пятеро, нет, шестеро!– и все при смерти. Те, что стояли за ними, злобно шипели: «Да как же! У нее в том году первенец родился!», но кричать опасались: ану как завопишь и зерна вовсе не дадут?

На мгновение Кристоф даже поверил, что он ошибся и что все и впрямь пройдет гладко. Но потом крупный грязный детина отпихнул стоявшего перед ним старика и принялся грести зерно горстями, ни на кого не обращая внимания.

–Сколько человек у тебя в семье?– поинтересовался Доктор.

Детина сплюнул себе под ноги.

–Один он остался,– пояснил кто-то,– жену свою со свету сжил.

–А ты пасть закрой!– взъярился наглец.

–Если ты один, можешь взять не больше одной миски,– Фауст сделал шаг вперед.

–А кто мне запретит?

Кристофу хорошо были знакомы такие типы. Они тупые, но быстрые и пронырливые, и у них всегда при себе нож. Он успел прыгнуть вперед, становясь между подонком и Фаустом. Детина сделал выпад, но промахнулся. Толпа заволновалась, только Доктор остался спокоен. Одной рукой он отодвинул Кристофа и пошел прямо на мужика с ножом без всякой опаски. Тот сперва только хмыкнул, но затем глаза его округлились, с лица сошла краска, и он попятился. Кристоф видел такое много раз: Доктор навел морок, и теперь кто знает, что так сильно напугало детину? Может, мамку свою увидел. Смутьян отбросил нож и покорно двинулся в конец очереди.

Но когда всем уже казалось, что порядок восстановлен, кто-то исподтишка разрезал один из мешков, и зерно полилось на землю, как пиво из дырявой бочки. Теперь толпу было не сдержать. Кристоф чудом успел схватить Фауста за руку и, работая локтями, вызволить из толчеи. Доктор порывался что-то сказать, но когда обернулся на то место, где стояла телега, только вздохнул и прикрыл глаза.

Люди бросились к вожделенным мешкам, не разбирая, кто сват, кто брат. Они толкали и отпихивали друг друга. Кто-то попытался уволочь мешок в одиночку, но на него тут же набросились пятеро, повалили на землю и принялись пинать с таким остервенением, что только ребра захрустели. Молча Кристоф с Фаустом наблюдали, как вчерашние подруги с визгом таскают друг друга за волосы, как мужики колотят всех без разбору, выбивая изо ртов последние оставшиеся зубы, а дети в давке падают на землю и больше не поднимаются, затоптанные чужими башмаками. Разбросанное по земле зерно смешалось с кровью, и крови было больше.

–Им бы хватило, если бы они взяли по одной миске,– тихо произнес Фауст.

–Нет,– возразил Кристоф. Он-то никаких иллюзий относительно людей не питал, да и знал по себе: окажись он среди этих несчастных, попытался бы своровать зерно, не успела бы телега доехать до площади.– Ну, может, им хватило бы на один скудный ужин. Так завтра-то все равно брюхо потребует своего. Они так только голоднее будут.

–Что ты предлагаешь?– сверкнул глазами Доктор.

Кристоф вздохнул и предложил то, о чем твердил уже месяц: улететь отсюда к чертям собачьим. Вот только на этот раз Фауст согласился.

Видеть его потухший, опечаленный взгляд было больно.

1611 год, Эльванген

Все жители поместья давно привыкли к тому, что настроение хозяина меняется в соответствии с временами года. Весной он пребывал в мрачности, зато летом впадал в беспокойное оживление и не успокаивался, пока не находил себе дело. В этом году стадия оживления настала раньше обычного. Агата ожидала, что до Пятидесятницы опекун не воспрянет духом, но он всех удивил.

А вот на Урсулу, напротив, напала странная меланхолия. За иглу она теперь бралась, только если требовалось что-то починить, а все остальное время помогала Берте на кухне или выполняла мелкую домашнюю работу, для которой годились и бесы. Агата наблюдала за ней внимательно и терпеливо. Отмечала, как постепенно взгляд служанки погружался внутрь и делался бессмысленным, как у слепой старухи. Говорила она совсем мало и, как выяснилось, прекратила гулять с Ауэрханом по утрам. Сперва Агата решила, что Урсула поссорилась с демоном, но последний заверил ее, что после отъезда Зильберрада они ни разу не беседовали. Тогда стало ясно, что девушка занедужила.

Должно быть, причина лежала в переизбытке черной желчи. Возможно, на нее так влиял Сатурн…

–Все просто,– сказал Кристоф Вагнер, у которого всегда все было просто.– Ей скучно, а скука, как известно, хуже любой болезни. Надо немедленно отправляться в путь. Вот увидите, она тут же придет в себя! «К нам, братья, к нам, народ бездельный! Держали путь мы корабельный»[23]…

Агата сомневалась, что Урсулу развеселит поездка в чумной город, но спорить с Вагнером, когда он в таком настроении, было бессмысленно. Ее беспокоило только, как бы им не пасть жертвами собственной глупости. Но оказалось, что Вагнер продумал и это. Он решил прибегнуть к помощи великого губернатора ада, демона Марбаса, который способен как насылать болезни, так и ограждать от них. По такому случаю Вагнер даже смахнул пыль с «Книги о служебных обязанностях духов»[24], прогнал всех, кроме Ауэрхана, и погрузился в работу.