– Беженцы, говоришь? – ехидно протянула Мадея. – Ну так что, может, все-таки не будем лезть на север к нежити и прочей мерзости, что там водится, и повернем назад?

– Сперва спустимся вниз и выясним, в чем дело, – сухо ответствовал дху.

Улицы города были заполнены людьми – местными, которые взволнованно выглядывали из дверей и окон домов; приезжими в грязной дорожной одежде, стражниками, верхом на конях продиравшимися сквозь толпу и тщетно взывавшими к порядку. Вдоль каменных стен рядами выстроились телеги, из которых доносилось хрюканье, блеянье, топот множества копыт и вонь навоза; повсюду, из-за каждого угла слышался плач и испуганный шепот.

Почувствовав на себе взгляд одного из стражников, Исаир поспешил затеряться в гуще толпы, собравшейся на площади. Мадея было последовала за ним, но услыхала рядом с собой вскрик и обернулась.

На каменных плитах мостовой посреди мешков, набитых тряпьем, сгорбилась старая женщина. Сжав пальцами подол грязного шерстяного платья, она обводила толпу вокруг беспомощным взглядом. Один из тюков с подачи кого-то из прохожих отлетел в сторону и угодил прямо в грязь. Издав тихий всхлип, старуха было потянулась за мешком, но тот крутанулся на месте и отлетел еще дальше, остановившись лишь у сапог Мадеи.

– Это ваше?

Старуха подняла покрасневшие от слез глаза, схватила грязный тюк трясущимися руками и прижала его к себе.

– Спасибо. Спасибо вам… – пробормотала она. Затем неожиданно разрыдалась.

Застыв в нерешительности, Мадея пару мгновений взирала на ее сотрясавшиеся хрупкие плечи, затем опустилась рядом и тронула старую женщину за руку.

– Простите… Могу ли я вам чем-нибудь помочь?

– Чем?.. Чем мне уже поможешь?.. Мужа нет, сына нет, вот теперь и дома нет… Негде… негде жить под старость… Совсем одна осталась… Как тут мне поможешь?.. Больше нет у меня дома… коровка моя единственная… там осталась…

Мадея стиснула зубы. Слезы людей никогда ее не трогали, как не трогала и их старость. Но сейчас отчего-то на нее саму нахлынула горечь и жалость.

– Успокойтесь…

– …Коровка моя… одна-одинешенька осталась, в пустом доме… в пустом селе…

– Успокойтесь… Будет у вас еще корова, и не одна. Я иду на север, если хотите, зайду в ваше село и…

Старуха вздрогнула, словно от удара, и, заглянув под капюшон Мадеи, всмотрелась в ее лицо.

– Не ходи туда, доченька, не надо! Не ходи туда! Идут монстры с севера! Черная нежить, черная смерть, чума дьявольская! Не ходи, иначе погибнешь!

Эльфийка опасливо огляделась. Один из стражников проехал совсем рядом, рассеянно смотря поверх толпы.

– Тише! – Мадея прижала палец к губам, но это было тщетно. Старуха перешла на громкий безумный шепот, вцепившись в запястье эльфийки так, что костяшки иссушенных пальцев побелели.

– Не ходи туда! Тебя там ждет смерть, лишь смерть! Они явятся ночью, бесшумно, как тени, перережут твое горло, сожрут твое нутро, сделают тебя такой же, как они сами, бездушной тварью, порождением тьмы! И ты не сможешь от них ни убежать, ни спастись, они будут везде, в каждом доме, за каждым деревом и камнем, будут поджидать тебя, не издавая ни единого звука! Я… Я видела одного из них… – Первобытный, дикий ужас мелькнул в ее широко раскрытых глазах. – Они – создания подземных глубин! Демоны! Сущие демоны! – Когда прохладные пальцы Мадеи легли на ее лоб, старая женщина заговорила тише: – Демоны… Черные тени с красными глазами… Черные тени… с красными глазами…

Часом позже, поддерживая старуху и волоча за собой все ее мешки с вещами, Мадея все же нашла конюшню на окраине города, где, выложив круглую сумму, кое-как выбила место в самом углу. Исаира за время скитаний видно не было, но на его счет она не волновалась – этот дху наверняка бродил где-то неподалеку, ни на секунду не выпуская ее из вида.

Бросив прощальный взгляд на старуху, притулившуюся на клочке мокрого сена, Мадея зашагала к выходу с конюшни. Старая женщина мирно уснула, так и не рассказав, что же случилось в ее деревне. Демоны… Черные тени… Смерть… От слов старухи по спине до сих пор ползли мурашки. Что же все-таки ждало их на севере? Что?…

– Наконец-то. – Исаир черной тенью поджидал ее снаружи. – Мне порядком надоело бегать за тобой и полоумной старухой по всему городу.

– Надо выбираться отсюда, – задумчиво проговорила Мадея. – И, пожалуй, не на север.

Однако этой же ночью северная дорога встретила их сильным ветром и ледяным дождем. Поток крестьян, бегущих под защиту каменных стен Брагга, поредел, лишь изредка из тьмы впереди выныривали скрипящие повозки. В остальное же время кругом царила вязкая тишина, дополненная голыми ветвями деревьев на обочинах, скрюченными пальцами уходивших в пасмурное темное небо.

В соседних с Браггом деревнях люди были напуганы, но совсем не торопились бросать свои дома. «Город рядом», – говорили они в полной уверенности, что успеют укрыться от неприятеля в любое время, да и не особо веря в страшные сказки беженцев.

– Вчерась мимо проезжали из Медвежьей Лапы, – рассуждала словоохотливая лавочница. – Деревня эта аж в неделе пути отсюда. А там Видрир под боком, князь ихний не позволит ньердцам пройти дальше. Крепкий город у него, большой, войско сильное…

– Дело говорит, – подхватила старуха с корзиной, полной пищащих цыплят. – Что ж мы, должны всю скотину, дома наши бросить и в Брагг бежать? Ну прутся эти от самого Кольца Фельнира, все с дитями, овцами, козами, припасами, ну рассказывают про зверства тамошние… Не так уж, видно, они и торопились, раз успели по телеге барахла собрать.

Но дальше к северу селения все больше пустели, а люди становились все более неприветливыми. Заколоченные окна домов, хмурые лица, мелькавшие в приоткрытых дверях, которые сразу захлопывались, да голодный вой волков вдали, – вот и все признаки жизни, которые путники сумели разглядеть. Лишь угрюмые снежные равнины, окаймленные темной полосой лесов, и холодный ветер, пробиравший до костей даже сквозь шерстяные туники.

Дни сменялись днями, а до Кольца Фельнира было идти еще ой как долго. Исаир и Мадея уже почти привыкли к одиночеству, осторожно проходя мимо полупустых деревень и останавливаясь на ночь лишь на безлюдье подальше от дороги. Каждый вечер Исаир старательно разводил костер, магией растапливая проплешины в снегу, упрямо стараясь поджечь напрочь сырые ветки. И это выглядело вполне разумно – гораздо более глупым было бы ночевать рядом с озлобленными войной крестьянами, так и норовившими насадить любого подозрительного незнакомца на вилы.

Но в один из подобных вечеров, когда силы путников были уже на исходе, случилось нечто совершенно неожиданное. Нависшие над дорогой еловые лапы расступились, открыв высокий бревенчатый частокол, из-за которого выглядывали покрытые мхом крыши домов. Как ни странно, из всех труб валил дым, во дворах лаяли собаки, пахло жареным мясом. И, как ни странно, перед воротами толпились люди. Живые, здоровые, шумно переговаривавшиеся между собой и не кидавшиеся в страхе в дом, гремя щеколдами. В основном женщины, старики и дети. При виде собравшейся компании Мадея даже повеселела. Правда, ненадолго. Женщины подзывали детей к себе срывавшимися от беспокойства голосами и целовали на прощанье мужей, а старики сидели в телегах позади груд скарба.