Люди внимательно слушали. Голос у старика был такой, что западал в душу, тревожил ее. Большую роль играла и зеленая чалма.

— Теперь я знаю, как выглядят пророки, — прошептала Камилла Ключникову. — Сейчас он и меня заставит паранджу носить.

Джон попытался вступиться за гуманитарку.

— Я уважаю ваши годы и ваше положение, но вы ошибаетесь, — обратился он к старику. — Все продукты годные к употреблению, можете сами посмотреть этикетки.

— Написать можно все, что угодно, — отмахнулся от него седобородый старик и вновь повернулся к соплеменникам: — Они травят вас. Им нужны богатства нашей страны, но не люди…

— Это уже бред какой-то горячечный, — не выдержала Камилла, но, к своему счастью, сказала это по-русски, иначе последствия долго пришлось бы разгребать миссионерам.

А вот дальше пошел «полный бред». Старик воздел над головой руки с посохом, словно собирался ударить в землю, расколоть скалы и освободить чудодейственный источник.

— Они не лекарства привезли. Они вкалывают вашим детям отраву, — взгляд фанатика уперся в медсестру, делавшую прививки. — В поселке возле Абу-эд-Духура, где эти изверги побывали до того, как под покровом ночи приехать к нам, после их отъезда умерло уже пятеро детей. И сколько умрет еще?

Толпа ахнула, такой уважаемый человек не мог обманывать, хотя никто не мог ему запретить и заблуждаться! Людям свойственно верить во всякую чушь. К тому же подсознательная боязнь визита к медику легко рождает веру в существование врачей-вредителей. Старик сам верил в то, что говорил. И это заставляло людей ему верить.

— Там никто не умер, — пытался урезонить людей Томпсон.

Но зерно сомнения уже было посеяно в людских душах. Мамаши потащили своих детей подальше от педиатра и его помощницы-убийцы. Даже несколько мешков с мукой остались лежать нетронутыми. Старик стоял и с огнем в глазах смотрел на то, как расходятся, разбредаются по домам его односельчане. Он одержал победу над неверными, и не силой оружия, а силой слова, а что может быть приятнее для правоверного.

— Убирайтесь отсюда. Даю вам время до захода солнца. Иначе гнев Всевышнего обрушится на вас, — он грозно помахал посохом, развернулся и пошел, но не в поселок, а в сторону гор.

— Сумасшедший, — выдохнул Данила. — Но смотрится убедительно. Очень кинематографичен. Жаль, что они ему поверили.

— Такое случается, — проговорил Джон Томпсон. — Сегодняшний день для нас потерян. Даже не всю муку разобрали. Что поделаешь! Провинциальный идиотизм неискореним. Это касается не только арабов.

Камилла глянула на Данилу:

— Скоро для нас этот дурдом закончится навсегда.

— Хочешь сказать, что больше мы в горячие точки ни ногой?

— Сперва подлечись, а там уж станем решать. Может, удастся вырвать заказ — поехать в Антарктиду и снимать там жизнь пингвинов. Они хоть не воюют между собой и никого не берут в заложники.

Ярко светило солнце, но оно уже не веселило, как прежде. Поселок, несмотря на хорошую погоду, все равно смотрелся хмуро и неприветливо. Лишь изредка на улице появлялись люди. Бессмысленными игрушками серебрились упакованные по последнему слову медицинской техники трейлеры международной миссии. И это при всем при том, что в поселке было много больных, медики могли оказать им помощь, спасти жизни.

— Как легко разрушить взаимопонимание и посеять ненависть, — сказала Камилла. — Я и о нас с тобой говорю. Один неверный, тенденциозный комментарий, подтасованный сюжет, выпущенный в эфир, даже просто неосторожное слово… и ты разрушаешь души людей. Ведь они смотрят на мир через экран твоими глазами, слушают моими ушами. Журналисту категорически нельзя врать. Нельзя становиться ни на одну из сторон конфликта.

— Это все высокие слова и теория. Практика показывает совсем другое. Кто хочет узнать правду, тот ее узнает.

Со стороны поселка показался мальчишка. Он шел медленно, словно невидимая сила тянула его назад. Мальчонка не смотрел перед собой, а только под ноги.

— Вот, хоть один смельчак нашелся, — приободрилась Камилла. — Идет на контакт с врачами-вредителями, убийцами в белых халатах.

По мере приближения мальчик замедлял шаг.

— Не бойся. Подойди, — позвал его Ключников. — Тебе помощь нужна?

Мальчишка вскинул голову.

— Ничего мне не нужно, — он подбежал к раскладному столику и бросил на него горсть цветастых упаковок с презервативами, после чего развернулся на пятке и понесся назад к родному поселку.

— Вот так-то, — сказал Данила, глядя мальчишке вслед. — Классика: «Забери, дядя фашист, свою шоколадку». Хорошо хоть гранату не бросил.

Но этот визит в лагерь оказался не последним. Уже ближе к вечеру в миссии объявилась молодая женщина, кормящая мать. Она жаловалась на боль в груди. Томпсон распорядился, чтобы ее осмотрела в палатке медсестра.

— Загноение, — сообщила волонтерка, подойдя к хирургу. — Надо вскрыть и вырезать кисту. Если не сделать операцию, случится заражение крови.

Когда Джон сообщил пациентке диагноз и о необходимости срочной операции, та больше всего ужаснулась не возможному заражению крови, а тому, что операцию будет делать сам Томпсон — мужчина.

— Я не могу, — отпиралась женщина.

Джон уговаривал и уговаривал, наконец его красноречие и терпение кончилось. Тогда на помощь ему пришла Камилла. Как журналистка, она была способна уболтать любого человека. Бартеньева давила на психику грамотно. Спрашивала, неужели молодая мать хочет умереть и оставить своего грудного малыша сиротой? После часа уговоров женщина сдалась. Ей пришлось раздеться до пояса и лечь на операционный стол. Причем от стыда она делала все это с закрытыми глазами. Будто таким образом она не видела хирурга, а тот не видел ее.

Томпсон сделал местную анестезию и взялся за работу. Внезапно в трейлере операционной слегка потемнело. Доктор поднял голову. В окошке он увидел подростка, тот с любопытством рассматривал оголенную женскую грудь. Джон махнул на него рукой. Подросток, поняв, что его «засекли», спрыгнул на землю и побежал.

* * *

Старик в зеленой чалме неторопливо шагал в гору. Постукивал деревянный посох, хрустели под ногами камешки. Он не спешил, словно перед ним была еще целая вечность, а не закат жизни. На ходу потомок пророка сорвал несколько ягод переспелого кизила и принялся их жевать. Тропинка огибала скалу. Наверху сухо щелкнул передергиваемый затвор.

— Стой, — раздалась команда. — Кто такой?

На тропинку спрыгнул молодой боевик с автоматом в руках, но, увидев знакомую зеленую чалму, тут же опустил ствол.

— Приветствую вас, учитель, — с почтением произнес молодой человек.

— Ты знаешь, где сейчас Файез? Я должен переговорить с ним.

— Я сейчас выясню.

Молодой человек достал рацию и связался с базой. Разговор оказался коротким.