По ошибке я взял футболку Дори. Сейчас я понимаю, что это и стало причиной. Я испугал ее, потому что случайно взял ее футболку, и, может быть, это заставило ее думать, что у нас все серьезно, даже не знаю. Мы были в ее комнате, и я целовал каждую родинку на ее спине, одну за другой, будто давая им имена, когда пришла ее мама. Мы услышали, как она звенит ключами и отпирает дверь, и распахивает ее. Потом она, должно быть, уронила пакет с продуктами, раздался звук бутылок и банок, падающих на пол, и она пробормотала: «Черт, черт, черт!».

Ровно через секунду я уже стоял посреди комнаты, штаны застегнуты, ботинки обуты, носки в карманах, но я никак не мог найти свою белую футболку. Мама Лори кашлянула и снова выругалась, роняя внизу банки.

— Моя футболка, — сказал я.

— Вот, — прошептала Дори, вручая мне свою футболку, серую футболку «Iron Maiden», с надписью «Где-то во времени». Я натянул ее через голову, Дори открыла окно, подняла жалюзи и подтолкнула меня.

Два дня спустя мы сидели у Майка в подвале и смотрели старый сериал, вдвоем с ним, и пришла Дори, очень грустная, глаза маленькие и сощуренные. Она села рядом со мной и вздохнула, ткнула меня в бок и сказала:

— Надо поговорить.

— Хорошо, — сказал я, ткнув ее в ответ. — Говори.

— Нет, наедине.

— Ладно, — сказал я. Я взял свою куртку и пошел за ней наверх. Было прохладно, хотя стояла уже середина апреля, влажно и дождливо, темнело.

— Ну? — сказал я.

— Отдай мою футболку.

— Чего? — спросил я. — Почему?

— Она не может быть у тебя, — сказала она.

— Ладно, — сказал я тоном обороняющегося.

Дори опустила глаза, и поскольку она была высокая, мы встретились взглядами. И она заплакала.

— О боже, — сказала она.

— О боже — что? — спросил я.

— О боже, боже, боже, — и она прямо-таки разрыдалась. Я хотел было взять ее за руку, но она скрестила руки на груди, покачав головой. — Боже, боже, боже, прости.

— За что? Дори, ты меня пугаешь.

— О боже. Ладно. У меня есть парень. В смысле, у меня был парень, и я собираюсь к нему вернуться. О боже, прости меня.

— Что? Кто? Кто он, черт возьми?

— Кен. Его зовут Кен.

— Чувак с тачкой? С твоей работы?

— Он там больше не работает. Он учится.

— Черт! Вот черт, я не могу поверить, черт возьми, что все это со мной происходит, — сказал я, закрывая лицо руками.

— Прости, Брайан. Правда, прости. Я хотела сказать тебе раньше.

— Это когда же, интересно? Когда мы трахались?

Дори опустила глаза, краснея, вытирая глаза тыльной стороной ладони.

— Этого не должно было случиться. Он, он ничего об этом не знает.

— Какого хрена ты тогда до сих пор с ним встречаешься? — спросил я.

— Я не знаю, — сказала она. А потом она сказала самую странную вещь из всех, что мне доводилось слышать от девчонки: — Он сказал, что женится на мне. — И она убежала, вот так вот просто. Вот так вот тупо, быстро, нелепо, вот просто блин так.

Позже мы с Майком сидели, накурившись, в подвале, и пришла Эрин Макдугал, и когда я увидел, как они целуются, меня затошнило. Мы все сидели на полу, и я пытался сам с собой гадать на спиритической доске, спрашивая ее: «Нравлюсь ли я все еще Дори?» и «Будем ли мы с Дори снова вместе?», но хренова стрелка всякий раз неотступно скользила к «нет».

Дня два спустя Майк напрочь остриг волосы, потому что у Эрин Макдугал умер папа, и нам всем предстояло идти на похороны. Никто не мог поверить в то, что он постригся, может быть, даже он сам. Когда на следующий день я увидел его в школе, то не мог, черт возьми, удержаться от смеха. В смысле, я понимал, почему он это сделал, но когда я увидел его таким — темно-рыжие волосы не были больше ровной волной, сбегавшей к лопаткам, а были короткими и расчесанными, с прямым пробором, как у какого-то отличника из пригорода с мирным названием Лесной парк или Фруктовый сад или Родниковая поляна, какого-то блин пай-мальчика, у которого имя и фамилия начинаются с одной и той же буквы, типа Джон Джастис или Гари Грант, в общем, когда я увидел его уши, которые годами никто не видел, — я не мог не подавиться от смеха. Без своих длинных волос он выглядел в точности как все они. Которых всех в жопу.

Я имею в виду, Майк постригся по очень уважительной причине. Как я говорил, они встречались с Эрин Макдугал, и довольно регулярно, ну знаете, «Майк и Эрин, в такой чудесный 1991 год». В смысле, у них все было типа серьезно. И случилось это, понимаете, за одну ночь. Как-то вечером мы с Майком сидели у него в подвале и обсуждали, кого лучше было бы трахнуть, Спящую красавицу или Литу Форд, и почему, и уже на следующий день, как по волшебству, мы, казалось, нашли девчонок, которые были абсолютно точно так же одиноки, как и мы. В смысле, я нашел кое-кого, но, как сказать, Дори бросила меня, и теперь у нее был настоящий будуще-прошлый бойфренд, некий чувак по имени Кен, у него имелась офигенная тачка и работа и все такое, так что со мной было покончено. Но у Майка и Эрин Макдугал все, похоже, было серьезно — они «встречались», или как это там называется. Ее знали как девочку с «невидимыми» родителями. Знаете, потому что ее мама работала по ночам, а папа был прикован к постели. Как я уже сказал, у папы была эмфизема, и он был прицеплен ко всевозможным кислородным резервуарам и сердечным датчикам, и случись чего, бедняга едва ли смог бы сам спуститься со второго блин этажа.

В общем, Майк постригся, потому что папа Эрин умер, что не стало ни для кого особым сюрпризом, я уверен. Я видел его всего лишь однажды, да и тогда лишь одно мгновение: мы с Майком за несколько недель до этого зашли к Эрин, и я взглянул наверх, где кончалась лестница, и увидел седого мужчину в белом халате, направляющегося с капельницей в ванную оттуда, где, по всей видимости, должна была находиться его спальня. Он не видел меня, и у меня осталось чувство, что вот так, наверное, наблюдают за каким-нибудь очень тихим животным, занятым своим делом, вроде очень хрупкой птицы, строящей гнездо, понимаете, или чистящей перышки. Возможно, то, что я смотрел на него снизу, заставило меня тогда подумать, что он как будто житель какого-то иного места, понимаете, не отсюда, он был частью чего-то древнего, чего-то неуловимого, чего-то такого, с чем мне еще не приходилось сталкиваться, к чему я только-только начинал приближаться. Лори разбила мне сердце, и теперь я ощущал все и думал обо всем по-новому, грустно и странно.

Майк, Ларри с чудовищными угрями, я и парень по имени Эдди, который вообще не знал Эрин или ее папу, но уговорил нас помочь ему сбежать с уроков, — всех нас отпустили после третьего урока по уважительной причине. Забавно было, что этот Эдди пошел с нами на похороны не потому, что ему хотелось, а потому, что в последнюю минуту он осознал, что поскольку ему не надо возвращаться на занятия, то и заняться ему больше нечем.