На оборотной стороне медали отчеканено действительно исключительное преимущество государственного обоза, не доступное ни одному купцу-единоличнику, — его громадный запас прекраснейшей сибирской пушнины, приобретенной посредством ясака, закупки у промысловиков, в качестве таможенной десятины или «даров». Но в любом случае товара, доставшегося путем очень скромных расходов. Пекин обещал стать и на самом деле оказался прекрасным рынком для сибирских мехов, которые иначе пришлось бы отправлять в европейские российские города или вывозить на западноевропейские рынки. Исключительно в целях бухгалтерского учета эти меха можно оценить в 100 тысяч рублей или больше на один обоз. Государству они доставались практически даром. Почему же эти малодоходные (в лучшем случае) сменяющие друг друга обозы отправлялись в Пекин на протяжении такого длительного периода времени и официально их остановили только во времена правления императрицы Екатерины, которая, по крайней мере, теоретически проповедовала экономический принцип «свободной торговли»? Просто потому, что на них не потерялись впустую деньги с точки зрения интересов государственного аппарата в целом. Единственным остался без ответа вопрос, можно ли было извлечь еще больше денег в императорскую казну в том случае, если государственная пушнина сбывалась кому-то еще, скажем торговому обществу, предлагавшемуся Л. Лангом, а также в случае введения повышенного налога на частную торговлю пушниной через границы империи? И ответ на такой вопрос, по всей вероятности, прозвучал бы утвердительно; по крайней мере, Л. Ланг в таком ответе не сомневался.

Кяхтинский договор можно назвать, в некотором смысле этого слова, плодом неспособности участников частной торговли России удерживать себя в рамках приличия. Разнузданность купцов и неспособность Пекина их обуздать стала причиной того, что китайцы в 1722 году изгнали всех русских торговцев со своей территории. Кяхтинский договор и бюрократическая структура по организации внешней торговли и управлению ею можно считать где-то реакцией Русского государства на разгул своих сибирских переселенцев-колонистов.

Не только прекрасные меха и их доставка в Пекин относились к торговым монополиям Российского государства на протяжении последних трех четвертей XVIII столетия. В разное время и под различными предлогами купцам-единоличникам запрещалось заниматься оборотом опиума, золота и серебра, а также самым ходовым из всех товаров, каким считался ревень копытчатый. Ревень пользовался повышенным спросом в Европе в качестве лечебного снадобья. И хотя его доставляли туда из Восточной Индии голландскими судами и судами других стран, самым полезным всеми признавался сорт ревеня, доставлявшийся с гор Тибета, Китайской Средней Азии и провинции Ганьсу. Русские купцы, к их великой радости, оказались между местами его возделывания и жителями Западной Европы, страдающими расстройствами желудка.

Ревень считался тогда, как и все еще считается сегодня, исключительно благотворным снадобьем, так как он «обладает двойным действием очистительного и вяжущего свойства». В стародавние времена его характеризовали следующим образом: «…прекрасно удаляет, в частности, вытяжки желчного пузыря и укрепляет стенки желудка. Его прописывают с большим успехом при всех закупорках протоков печени, при желтухе, при диареях, белях и гонорее; ревень также служит превосходным средством против гельминтов. Его иногда принимают в качестве слабительного, иногда в качестве всего лишь улучшающего самочувствие средства; и при каждом приеме ревень действует как превосходное лечебное средство, подходящее пациентам практически любого возраста и телосложения. Его применение не рекомендуется только в случаях, когда температура крови и внутренних органов достигает чересчур высокого значения. Габриель Фаллопий говорит, что его в принципе нельзя давать людям, страдающим заболеваниями почек или мочевого пузыря, так как ревень вызывает чрезмерную горячку в этих органах; а Симон Паули предупреждает нас о головокружениях, вызванных слишком вольным и продолжительным его употреблением».

Такое лекарство от всех недугов не могло пройти незамеченным мимо всевидящего ока вельмож российского императорского двора и Коммерц-коллегии. Уже в середине XVII столетия император своим указом запретил купцам-единоличникам, как русским, так и сибирским, торговлю ревенем под угрозой смертной казни безо всякого снисхождения. К концу того же века торговлю ревенем поручили крупному купцу И. Исаеву с передачей ему исключительного права на пятилетний период. Исаеву разрешили беспошлинный ввоз до 50 пудов (около 950 килограммов) сушеного корня ревеня. И все это ради поддержания высокой цены на него. Когда срок действия договора с ним истек, монополию на ввоз ревеня передали еще на пять лет гамбургскому купцу Матиасу Поппу, после которого предпринималась попытка установления собственно государственной монополии. В 1704 году придворному стольнику Л.А. Синявину разрешили ввозить на территорию Сибири больше 300 пудов (4,5 тонны) ревеня в год.

Настоящий интерес российского двора к торговле ревенем проявился только с учреждением во времена правления Петра Великого в 1706 году Главной аптеки. А чуть позже открыли еще и Медицинскую канцелярию, вдохновителем которой числится шотландский лекарь по имени Роберт Эрскин (или Роберт Карлович Арескин, как он предпочитал, чтобы его величали в России), с которым Петр Алексеевич познакомился в Голландии. Медицинской канцелярии сразу поручили общий контроль над сбором, распределением и продажей всех лечебных препаратов владельцам аптек России, в том числе относительно небольшому количеству частных провизоров. Специалисты данной канцелярии все последующие годы постоянно настаивали на том, чтобы весь ревень, предназначенный для использования в России в медицинских целях, проходил через их руки, чтобы его не ввозили из Европы через Ригу или Ревель. И речь шла не столько о финансовой выгоде, сколько об уверенности в том, что страждущим выписывается по-настоящему действенный препарат, причем находящийся в приличном состоянии. Через произвольные промежутки времени специалисты Медицинской канцелярии приобретали у Коммерц-коллегии мелкие партии ревеня пудов по пятьдесят или меньше для распределения по государственным аптекам, между врачами частной практики и провизорами. В 1738 году, например, в Кабинете разрешили продажу ревеня данной канцелярией частным аптекам партиями не больше 10 фунтов как минимум по цене 6 рублей за фунт. Частным лицам, не получившим диплома о медицинском образовании, продавать ревень категорически запрещалось. Исключение касалось только лишь областей России, где отсутствовали специалисты провизоры или врачи, и там на человека выписывали не больше половины фунта снадобья.

Невзирая на такой строгий государственный контроль, в 1720-х годах на ревень тоже распространились послабления в ограничении оборота в торговле между Сибирью и Китаем. А 26 июня 1727 года провозглашалась свобода на сбыт ревеня в частной сфере торговли, хотя в представительство Государственного казначейства Тобольска поступило распоряжение продолжать его закупку партиями по 200–300 пудов в год. Скупку ревеня предлагалось производить по местным ценам Тобольска у купцов-единоличников, приобретавших его на границе, либо поручать его приобретение назначенному частному фармацевту. Такое количество ревеня потребовали в Москве присылать из Тобольска, некоторую часть от которого предполагалось передавать в распоряжение Медицинской канцелярии, а остальную долю намечалось сбывать в Москве или отправлять за границу по ценам, назначенным Коммерц-коллегией. Для организации вывоза ревеня на Запад через Санкт-Петербург или Архангельск особым указом предписывалось всем заинтересованным в таком деле русским или иноземным купцам подать в Коммерц-коллегию соответственную заявку. Даже в тот период либерализации торговли не прекращалось полностью вмешательство государства в торговлю ревенем, и частная торговля этим снадобьем в любом случае продлилась недолго.