Стоимость китайских диковинок определял присяжный оценщик данного обоза сибирский купец и серебряных дел мастер Осип Семенович Мясников. Прежде (в 1736–1737 годах) он служил в свите Л. Ланга в Пекине, где ему поручили изучение тонкостей китайского ремесла мастеров фарфора. Когда О. Мясников пожаловался на то, что ему платили на пропитание всего лишь 4 рубля в месяц, а годовое вознаграждение составило 150 рублей, на него обратили внимание в Сенате и Кабинете, где приняли решение о возвращении его в Пекин. Там ему предстояло самым добросовестным образом познакомиться со всеми хитростями и традициями высочайшего мастерства китайских гончаров. Ему поручили разведать секрет придания красной меди ее прочности и внешнего вида, неотличимого от золота; тайны того, как из рогов барана изготавливают фонари; каким способом нефриту придают форму чудесных статуэток и роскошных блюд; из чего получается белая медь и т. д. За это из казны обоза ему обещали пособие в размере 300 рублей и зарплату на ту же самую сумму в год. Директору обоза приказали не обременять О.С. Мясникова тяжкими обозными делами, чтобы не отвлекать от его основного задания, а также предоставлять ему из обоза любые товары, которые могут понадобиться для обмена на китайские диковинки. В период подготовки обоза ему разрешили заниматься поиском подходящей информации в прилегающей к Кяхте приграничной зоне (его жену и детей даже перевезли из Тобольска в Стрелку, чтобы Осипу Семеновичу было веселее работать). К тому же ему поручили подобрать трех подмастерьев в Тобольске, Иркутске и Селенгинске, взять их в Китай с содержанием 100 рублей в год, чтобы они тоже овладели добытыми им секретами.

После своего возвращения на родину в 1743 году О. Мясников доложил Кабинету, что не все у него получилось, как планировалось, что он слабо изучил приемы ремесла, которыми ему поручили овладеть. Из-за недоброжелательного к нему отношения со стороны Е. Фирсова, заявил он, не вышло передать достаточные сумы денег на подкуп китайца, обещавшего поделиться с ним секретами изготовления фарфора. Повышенный спрос на тонкий фарфор в России давно определился, и императрица Елизавета уже на следующий год одобрила учреждение в Санкт-Петербурге Императорских фарфоровых заводов. Участникам следующего обоза под руководством Герасима Кирилловича Лебратовского тоже поручили задачи такого промышленного шпионажа. Выполнены они были, по-видимому, тоже без особого успеха.

За годы, прошедшие после посещения Пекина Е. Фирсовым с обозом, отношения между русским и китайским народами становились все прохладнее. Майор М. Шокуров возвратился в Пекин в ноябре 1742 года с главной задачей, состоявшей в объявлении о восшествии на русский престол дочери Петра Великого Елизаветы. Он привез с собой трех студентов Московской духовной академии на смену тем стажерам, что уже отучились в Пекине, причем еще один из них, остававшийся там с 1741 года, — Иван Шихарев — умер. Козни майору начали строить задолго до того, как он прибыл в Пекин; в Угре тушету-хан не к месту вспомнил, что в Кяхтинском договоре ничего не говорилось относительно студентов, сопровождающих курьера, и их следовало отправлять с обозом. Поэтому он отказал студентам в пересечении границы. М. Шокуров оставил их в Угре и в Пекин отправился без студентов. Добрался он туда 12 мая 1743 года. Через три дня император удостоил его аудиенции и разрешал студентам продолжить путь к месту назначения, но в Пекин они прибыли только 16 октября.

Едва удалось справиться с этим мелким недоразумением, как возникло новое: китайский император загорелся желанием отправить свои дары новой русской царице. Майор Шокуров отказался принимать их после того, как русские священнослужители объяснили ему, что их послали «не с почестями, а с пренебрежением». Причина такого их заявления остается загадкой. Тогда Цяньлун собрался отправить специальное посольство с поздравлениями Елизавете, но позже М. Шокуров узнал от местного чиновника, что советники императора постарались убедить императора этого не делать и добились своего. Они напомнили императору, что из Пекина в Москву отправили два посольства с поздравлениями новым стяжателям русского престола, но кроме давнишнего посольства Измайлова из Москвы в Пекин не прислали ни одного почетного посольства. Михаил Львович доложил о своих попытках усовестить китайских вельмож, обратив их внимание та то, что в России не знали о кончине Юнчжэна, так как при китайском дворе не побеспокоились о направлении траурной ноты в Москву. Как бы то ни было, но ущерб двусторонние отношения понесли. Когда добрался до Москвы в начале января 1744 года, он передал начальству две дипломатические ноты из Лифаньюаня. В первой содержались поздравления Елизавете в полном соответствии с протоколом, но одновременно обращалось внимание на отказ курьера доставить дары в виде камки и фарфоровых изделий. А во второй было требование о том, чтобы студентов впредь отправляли с обозами. Кроме того, молодым русским людям отказывалось на будущее в денежной поддержке с китайской стороны. Только в силу безграничной добродетели его величества нынешней троице позволили нарушить утвержденный порядок.

Вразрез со всеми упомянутыми недоразумениями в Сенате голосовали в пользу подготовки очередного обоза и приняли определенные новые меры по обеспечению ему благоприятной перспективы. В 1743 году из Коммерц-коллегии в Сенат поступило сообщение о том, что иноземные купцы в Санкт-Петербурге морским и наземным транспортом регулярно ввозят из-за границы крупные партии китайского (и индийского) шелка, аниса, медной утвари, сургуча, фарфора и других товаров. Тем самым они наносят «большой ущерб» торговле обозами. В коллегии потребовали издать сенатский указ о запрете такой торговли под страхом конфискации контрабандного товара. Сначала сенаторы проявили определенную воздержанность. 23 сентября 1743 года они распорядились, чтобы весь китайский дамаст и свистун (тоже сорт шелковой ткани), уже ввезенный на территорию России, обложили налогом и переправили ко двору. Впредь ввоз таких тканей категорически запрещался через все без исключения российские порты. Полтора месяца спустя распоряжением Сената в список запрещенных к ввозу в Россию товаров добавили весь товарный китайский шелк, а также лакированную утварь. Все распоряжения опубликовали и довели до заинтересованных лиц на французском и немецком, а также на русском языках. 5 декабря вышел последний и самый содержательный указ. Вводился запрет на ввоз в Россию всех китайских шелковых изделий, названия многих из которых указаны конкретно, а остальные упомянуты в общей категории, и всех тех предметов, что перечислялись в сентябрьском указе. Всю контрабанду приказано изымать в пользу государства, а нарушителей указов предписывалось штрафовать «безо всякой жалости». Таможенников пограничных областей (Малороссии, Лифляндии, Истляндии и Финляндии) тщательно проинструктировали обратить особое внимание на указанные предметы.

На востоке России вернулись к подзабытой кампании по надежному прикрытию монгольской границы. По настоянию Сибирского приказа и Коллегии иностранных дел 11 января 1744 года в Сенате предусмотрели возведение брустверов и рвов, а в лесах между реками Чикой и Селенга, считавшимися единственными официальными путями передвижения вглубь от границы, еще и завалов с частоколами. Притом что непосредственной причиной такой меры считалась контрабанда ревеня (купец Свиньин, недавно получивший исключительное право на поставку ревеня, подал свой первый запрос), результат от ее введения состоял в пресечении любой контрабанды из Китая или Монголии.