Добыв каперские свидетельства, флибустьеры придавали им самое широкое значение, не обращая уже никакого внимания на заключавшиеся в Европе мирные договоры. Когда губернатор Сен-Доменга Тарэн де Кюсси в 1685 году отменил каперские поручения против испанцев, возмущенные флибустьеры заявили: «Если губернатор не даст нам корсарские грамоты против испанцев, мы обойдемся теми, что получили для охоты и рыбной ловли». Иногда с помощью различных уловок они продлевали срок действия своих поручений. Например, купив за 10 песо свидетельство, действительное в течение трех месяцев, они подделывали его таким образом, чтобы оно могло служить им три года.

На Тортуге и Эспаньоле флибустьеры всегда селились отдельно от прочих колонистов. Последние снабжали их продовольствием и необходимым снаряжением, тогда как на самих пиратов вплоть до конца XVII века возлагалась обязанность защищать колонию от вражеских вторжений. Пока часть разбойников уходила на промысел в море, их компаньоны присматривали за жилищами на берегу. Постепенно некоторые флибустьеры, скопив достаточную сумму денег, прочно оседали на суше и превращались в колонистов. Если один из пиратов обзаводился семьей, он также покидал своих компаньонов и переходил в разряд колонистов.

Корабли флибустьеров не имели определенного флага. Утверждение польского публициста Яцека Маховского (автора книги «История морского пиратства»), что они поднимали черный стяг с изображением скелета, далеко от истины. Флибустьеры, которые приобретали у властей каперские грамоты, как правило, поднимали на мачте флаг той страны, от имени которой они выступали. Капитан Эдвард Дэвис держал на мачте белый флаг, на котором были изображены рука и сабля. Капитан Бартоломью Шарп имел красный стяг с белыми и зелеными лентами, а в отряде Питера Харриса, состоявшем из экипажей двух кораблей, были два зеленых флага. Капитан Ричард Сокинс имел красный флаг с желтыми полосами, капитан Эдмунд Кук — красный флаг с желтыми полосами и изображением руки и сабли. Черный флаг с черепом и перекрещенными костями впервые был зафиксирован в 1700 году на корабле французского пирата Эмманюэля Винна.

Немалая путаница возникает и при определении размеров пиратской добычи. Связано это с тем, что разные авторы по-разному трактуют стоимость денежных единиц прошедших эпох. Скажем, в книгах по истории флибустьеров Вест-Индии часто используются такие названия испанских серебряных монет, как песо, пиастр, «осьмушка», или «восьмерик» (англ. pieces of eight, голл. stuck van achten) и реал. Одни исследователи полагают, что реал — это «осьмушка», или монета, оценивавшаяся в 1/8 песо (1 песо, или испанский талер, был равен 8 реалам). Другие убеждены, что «осьмушка» — это название песо. Если правильно не определить значение «осьмушки», то при подсчете размеров пиратской добычи можно ошибиться сразу в восемь раз!

Эксквемелин в «Пиратах Америки» оценивает размеры захваченной флибустьерами добычи в «осьмушках» (stuck van achten). В советском издании 1968 года переводчик приравнял «осьмушку» к испанскому серебряному реалу (т. е. к восьмой части песо). Это — явное заблуждение. В Америке испанцы и пираты называли «осьмушкой» (peso de a ocho) не реал, а песо. В Европе песо нередко также именовался пиастром (название происходит от piastra d'argento — плитка серебра). Поэтому все, кто читает книгу Эксквемелина в русском переводе, должны помнить об этой ошибке и везде, где видят слово «реал», мысленно заменять его словами «песо» или «пиастр».

Встав на путь грабежей и убийств, флибустьеры не могли соблюдать такие библейские заповеди, как «не укради» и «не убей». Отдавая дань отваге и свободолюбию этих отверженных от мира бродяг, следует отметить, что омерзительные жестокости, совершенные ими в Америке, не дают оснований считать их «рыцарями без страха и упрека». Испанцы всегда изображали флибустьеров нелюдями и каннибалами, пираты, в свою очередь, оправдывали свои зверства тем, что испанцы тоже не щадили их, когда одерживали верх. «Самое неприятное то, — писал испанский путешественник Франсиско Кореал, побывавший в плену у ямайских флибустьеров, — что в подобных случаях невиновные почти всегда расплачиваются за виновного». Подтверждение этому можно найти и в дневнике французского капитана Массерти (1688). Когда он и его команда предложили испанскому губернатору обменять пленных на продовольствие, тот отказался вступить с ними в сделку. «Мы удовлетворились тем, что отрубили головы двоим, а остальных отправили с письмом к губернатору, сообщив ему, что не мы, а он повинен в том, что пришлось убить этих людей, — ведь ему ничего не стоило спасти им жизнь».

Джон Стил, участвовавший в походах Генри Моргана, в письме государственному секретарю Англии откровенно признавался:

«Обычным делом среди приватиров, помимо прижигания запальным фитилем, было рассечение человека на части; сначала [рубили] тело, потом одну руку, другую руку, ногу; иногда обвязывали веревку вокруг его головы и палкой закручивали до тех пор, пока у него не вылазили глаза, — это называлось «вулдинг». Так поступали перед взятием Пуэрто-Бельо, поскольку они (пленные. — В.Г.) отказывались показать дорогу в город, которой не существовало, и много раз в самом городе, поскольку они не хотели показать богатства, о которых не ведали. Женщину посадили там голой на камень и поджарили, так как она не призналась, где деньги, которыми она владела лишь в их воображении; об этом, как он слышал, кое-кто заявлял с хвастовством, а один больной признался с сожалением».

Пыткам и издевательствам подвергались не только испанские колонисты. Губернатор Уильям Бистон в отчете о набеге французских корсаров и флибустьеров на Ямайку (1694) сообщает, что часть английских колонистов они замучили, «некоторых женщин позволили неграм изнасиловать, некоторым они отрезали груди, так что больших антигуманных жестокостей никогда не совершали даже турки или язычники».

Захватив красивую женщину, флибустьеры обычно бросали жребий, и выигравший имел на нее право, как на жену. Эксквемелин, рассказывая о жестоком обращении французских флибустьеров с жителями захваченного ими города Гибралтар (1666), замечает: «Чуть лучше было женщинам, которые попали к пиратам в любовницы; одних они взяли силой, другие пошли по своей охоте». Такая же участь постигла женщин, захваченных флибустьерами Моргана в Пуэрто-Бельо (1668), Маракайбо (1669) и Панаме (1671).

После удачного похода, вернувшись на Тортугу, в Порт-Ройял или Пти-Гоав, флибустьеры устраивали грандиозные кутежи. На упреки отвечали однозначно: «Поскольку опасности подстерегают нас постоянно, судьба наша очень отличается от судеб других людей. Сегодня мы живы, завтра убиты — какой же смысл нам накапливать и беречь что-либо? Мы никогда не заботимся о том, сколько проживем. Главное — это как можно лучше провести жизнь, не думая о ее сохранении».

Естественно, вся система развлечений на Тортуге, в Пти-Гоаве и в Порт-Ройяле была рассчитана на то, чтобы в кратчайшие сроки выудить из пиратских кошельков награбленные деньги и драгоценности. Этой цели служили многочисленные питейные заведения, игорные и публичные дома. Среди трактирщиков у пиратов был кредит, однако тех, кто не мог расплатиться с долгами, на несколько лет продавали в рабство или сажали в долговую тюрьму. Поэтому после неудачных походов флибустьеры предпочитали не возвращаться на старую базу, а искали для себя новое убежище.