— Простите, но я так и не поняла, что с Галиной? Где она сама? Почему вы просите забрать ее вещи?

В трубке замолчали.

Когда Смирнова готова была повторить свой вопрос, Рогозин соизволил ответить:

— Олеся Александровна, ваша родственница умерла, тело увезли в морг. Завтра я отдам вам ее вещи из-за того, что она не сможет сама их забрать. Она больше ничего не сможет сделать. Вы меня понимаете?

Смирнова молчала. Просто потому, что не могла произнести и звука. Горло сжал спазм.

— Прошу прощения, Олеся Александровна, но сейчас вам лучше всего лечь спать. До свидания.

В телефоне послышались гудки, Рогозин отключился.

Пальцы сами собой разжались, и трубка рухнула на пол. Олеся присела на корточки, чтобы подобрать упавшее, но замерла с вытянутой рукой.

Вдруг не на шутку разыгралось воображение, показав вместо разбитого телефона, лежащую на полу Галину. Такую бледную, неподвижную. Неживую.

Внутри все сжалось от ужаса и боли. Душу, казалось, вывернули наизнанку. Олеся всхлипнула, упала на колени и, сгребя к себе останки аппарата, заревела навзрыд.

Вскоре слезы кончились. Вот только в этот раз они помогли мало, лишь забрали с собой последние силы. Удушливый комок в груди так и остался, боль никуда не делась, засев в сердце занозой.

Смирнова с трудом села, но подняться так и не смогла — ноги, онемевшие от неудобной позы, не действовали, превратившись в бесчувственные деревяшки. Пока к конечностям возвращалась способность двигаться, она постаралась собрать телефон. Оказалось ничего не поправимого не случилось, лишь отошла крышка, да выпала батарейка. Эта поломка исправлялась за считаные секунды.

Вернув детали на законные места, Олеся включила аппарат. Как только сеть обнаружилась, она тут же набрала номер мужа — нужно было сообщить ему о смерти Гали.

Дмитрий взял трубку не сразу. Олеся уже намеревалась нажать сброс, когда вызов все-таки приняли. Вот только вместо голоса супруга она услышала совсем другой. Женский. До тошноты приторно-сладкий.

— Да, — промурлыкала незнакомка. — Автоответчик Дмитрия Петровича вас слушает.

Олеся опешила и не сразу нашлась, что сказать в ответ.

— Эмм…, кто говорит? — наконец, выдала она.

— Я уже представилась, — в голосе женщины послышалось недовольство. — Автоответчик.

— Понятно, — пробормотала Смирнова, хотя ясностью тут и не пахло.

После всех треволнений голова работала плохо.

— Уважаемый автоответчик, не могли бы вы передать трубку моему мужу.

— Он занят, подойти не может. Но я могу передать ему вашу просьбу.

Олеся совсем растерялась. Чем таким может быть занят Дмитрий (она глянула на часы) в полпервого-ночи?

— Я все же настаиваю, дайте ему трубку.

Чем бы он там ни занимался, прежде всего, должен узнать о случившемся.

— Как хотите, — усмехнулась девица. — Но если что, я предупреждала.

Вначале в телефоне послышались странные то ли чавкающие, то ли хлюпающие звуки. Олеся даже подумала, что рядом с девицей кого-то поедали. Димка так и не сообщил, куда он устроился на подработку, неужели в зоопарк? Смотрителем? Сторожем?

Но вот в эти звуки стали вклиниваться и другие не менее непонятные: хрипы, будто дыхание с силой вырывалось из натруженного горла. Стоны, и стонал явно мужчина, а не животное. Рычание, равномерный скрип, словно кто-то раскачивал старые давно несмазанные качели, мычание…

Да что там происходит! Кого мучают?

Олеся сильнее прижала телефон к уху, чтобы лучше слышать и услышала — победный вопль своего мужа. Только тогда она поняла, чем таким важным занимался Смирнов. Он бесстыдно совокуплялся.

В памяти возникла картинка их последнего раза.

Дмитрий сверху, она отлично видит его лицо. Его губы плотно сжаты, ноздри воинственно раздуваются, на шее проступают вены. Рывок, снова рывок и она больше не может смотреть, глаза закатываются от наслаждения, но успевает заметить, как меняется его лицо. Оно кривится, словно от боли, зрачки резко расширяются, а из горла вырывается вопль.

Тот самый вопль, который она услышала только что.

Олеся застонала, но сразу же закрыла рот свободной рукой.

Нет! Ни подлый предатель, ни его девка не узнают, как ей больно.

Хотя, какой Димка изменник. Смирнова сама решила избавиться от обузы в его лице и предложила развод. Он просто воспользовался открывшимися перспективами, и она не вправе его хоть в чем-то обвинять.

— Автоответчик, — пробормотала Олеся.

Но, кроме чужого прерывистого дыхания, больше ничего не слышала.

— Автоответчик!

— Да, я вас слушаю, — наконец, ответила девица, не скрывая удовольствия.

— Предайте моему…, — голос позорно сорвался. — Передайте моему бывшему мужу, что умерла жена его брата. Когда закончит… пусть наберет мой номер.

— Как скажете, — ответила паразитка и, не прощаясь, отключилась.

Олеся в изнеможении закрыла глаза. Она думала, что после смерти подруги хуже уже не будет. Но нет, ошиблась. Появилось чувство, что ее наказывали. Судьба, боги ли, другие высшие сущности или же еще кто-то планомерно забирали у нее дорогих людей. Сначала два года назад скончались родители — угорели в доме. Потом умер Глеб, сегодня — Галина. Но не успела она похоронить и оплакать погибшую подругу, как случилась новая потеря. Другая, но не менее болезненная — Димка.

Неужели она так сильно виновата? Раз так, то зачем продолжать агонию? Она больше не может. Не хочет жить. Просто потому, что не видит ради кого нужно страдать.

Олеся с трудом поднялась. Решительно стерла со щек слезы, на автомате отключила компьютер, бережно сложила листочек с адресом пансионата в сумочку. Затем все-таки застегнула оставшиеся пуговицы на блузке и, пошатываясь, побрела к входу.

Но прежде чем решиться на серьезный шаг, она выполнит все необходимое для того, чтобы душа Галина обрела покой. А дальше будет видно.

Олеся вызвала лифт и прошла внутрь, не задумываясь о том, что сделала. Если еще утром страх перед замкнутым пространством кабинки заставлял ее нервно вздрагивать, услышав скрип открывающихся дверец, то сейчас он прошел. Смирнова перестала бояться, потому что встретилась с вещами более ужасными, чем приставания невидимого извращенца в лифте. К тому же, имя маньяка известно. И хуже того, что он уже с ней сделал, быть не могло.

В холле первого этажа произошла заминка. Полусонные охранники долго соображали, что ей все-таки от них нужно и, собственно, почему она так поздно покидала здание. Можно было отговориться чрезвычайной занятостью и миллионом недовыполненных дел, да просто наболтать всякого, но Олеся стояла и молчала, смотря на становящихся все более подозрительными мужчин. Доказывать, объяснять им у нее не было ни сил, ни желания.