и Е. П. Олейниченко

Идет по лагерю ветеран.

Ветеран лагеря.

Ветеран радиационной разведки.

Ветеран 1-й роты, командир 3-го взвода старший лейтенант… все зовут его по имени-отчеству: Евгений Петрович.

Можно сказать, бывший командир взвода радиационной разведки: не ездит он уже на разведку.

Нельзя ему.

Усталое лицо у ветерана. Крупные черты, на солнце и ветрах потемневшие, складками прорезаны: и до чернобыля прожил человек непростую трудовую жизнь: 40 с чем-то лет старшему лейтенанту запаса, отцу двоих дочерей и сына, старшему мастеру цеха Евгению Петровичу…

Видит Евгений Петрович лагерь — все тот же с конца мая (а уже июль, конец июля) — одно и то же видит… Люди только, их лица мелькают…

Чем только он тут не занимался! И маршруты разведки прокладывал, и на крыше 3-го блока лопатой махал, и под АЭС бригады водил, и сам десятки рентген в Лесу мерял, и на АБК, административно-бытовом комплексе, с дозиметром сидел, и… Мало таких мест в зоне, где б не работал Евгений Петрович.

И нет ни одного места в зоне, где б он мог еще работать: почти 25 рентген у него; недобрал он всего ничего — и посадили его на фон, перестали в зону выпускать… А рапорт о замене себе он, как и все порядочные люди, за делами подал поздно…

И нет уже и в лагере ни одного места, где б он не работал: и журнал учета доз роты вел, и приказы писал, и старшим патруля ВАИ, военной автоинспекции, был, и дежурным по техническому парку, и замдежурного по батальону, и дежурным по батальону, и …, и…

И все уже здесь перевидел Евгений Петрович.

И все уже здесь ему осточертело.

Ни на что уже смотреть не хочется… Не можется…

Выработался человек.

Полностью.

До потери инстинкта самосохранения.

И только загадочная жизнь уже малоподвластного ему тела да смутная, ноющая, как боль, тяга домой — надежда на вот-вот… сегодня? нет? ну тогда завтра… нет? ну завтра, значит… — надежда, что вот-вот придет замена (свежий — бодрый и перепуганный — офицер запаса) на его должность растреклятую — «командир 3-го взвода РР 1-й роты РР в/ч № …» — надежда эта поддерживает его потрепанную оболочку…

Да еще, может, им самим и незамечаемое уважение: уважение всех вокруг к человеку, который мерял тут уровни ЕЩЕ В МАЕ… Уважение — с оттенком суеверного побаивания: «А если и меня такое будущее ждет?…» И каждый, кто как может, старается Женю как-то развеселить, приободрить, поддержать… от неприятностей или начальства прикрыть, если что…

Идет Евгений Петрович, в невеселые думы свои вязкие погружен…

…Выходит из штабной палатки батальона радиационной разведки вновь прибывший — кадровый — офицер.

Идет по лагерю, с интересом по сторонам посматривая.

Четыре капитанских звездочки на погонах новичка.

Отутюженная офицерская форма, хромовые сапоги, коричневая кожа новенькой портупеи скрипит… На голове — офицерская фуражка большая, на заказ сшитая…

На круглых щеках — юношеский еще румянец.

Невысок новичок, чуть полноват, крепок.

Капитан Бычков — новый командир 4-й роты батальона радиационной разведки.

Смотрит блестящими каштановыми глазами по сторонам и думает:

«Так вот этот лагерь!.. Отсюда карьера моя офицерская крутой взлет сделает! И так все хорошо у меня складывается: такой молодой — и уже капитан… А тут еще — «Место подвига — Чернобыль!»… — Отсель грозить мы будем шведу!»

И видит он себя уже завтра майором: на погоне большая звезда…

…одна только? майором? После Чернобыля — и майором только?! Майора он и так без Чернобыля скоро получит!..

Полковником!.. Баранья высокая папаха на голове — издалека видно: полковник! Командир полка!.. Оглядываются все на красивую, седого каракуля папаху…

…Жаль, летом папаху не поносишь… Чернобылец — и полковник только…

Да нет же! — Герой Чернобыля! Генерал!.. Во!

Генерал. Штаны с лампасами красными! И летом и зимой! Их совсем издалека заметно: шапки у всех есть, и каракулевых много… А вот чтоб полосы красные на штанах — это только у генералов!

…Правда, у швейцаров еще в дорогих ресторанах…

Знаменитый! Во! — знаменитый! — на всю страну, на все Вооруженные Силы — Знаменитый Герой Чернобыля… и… и… и — Герой Советского Союза!! Во!

Генерал-полковник. Машина правительственная, шинель генеральская, в петлице — дубовый лист серебрится-

Идет по лагерю уже-почти-генерал-полковник Бычков — в целях конспирации и из врожденной скромности пока в капитанской полевой форме… (так даже интересней… а сил-то еще — ого-го-го! — может, в маршалы двинуть?) — и лагерь тот полевой, откуда он взлетел так круто — и видит и не видит — в заоблачных высях своих звездно-дубовых витая…

Думает крупный военачальник — как Вооруженные Силы реформировать, опыт свой героический молодому поколению передать…

И вдруг — дыхание перехватывает… то ли у генерал-полковника, то ли у маршала (сразу не разберешь…) Бычкова: «Что? Што??»

Во вверенных ему Вооруженных Силах -

— идет офицер (судя по трем звездочкам, обцарапанным в полоске ткани на плече)

— одет не по форме! (неуставные ботинки, брюки солдатские, ватник с плеча свисает)

— неаккуратен! (ботинки нечищены, обмундирование мятое, кепи на глаза темные надвинуто)

— НЕ-мо-лод-це-ват! (взгляд в землю, плечи опущены)

— небрит! (щетина черно-седая несколькодневная), — и емуг генерал-капитан-Бычкову, чести не отдает! Руку к козырьку не вскидывает! На строевой шаг за три метра не переходит! И вообще его — его папаху, лампасы и маршальский жезл — не замечает!

— И — курит!!!.. (тлеет окурок в сжатых губах фигуры)

— СММИРНА! — гаркнул генерал-капитан-фельдмаршал Бычков. — СМММИРНАА!! Товарищ офицер — СМММИРРРРНАА!

Разменивает последние десятые своего 25-го рентгена — по пять дней жизни — пять дней лагеря — за каждую десятую — «глухой фонист» Евгений Петрович…

И только в этом сейчас — смысл каждого прожитого дня для Евгения Петровича…

И в этом круге — «25 минус… разделить на 0,02… или замена придет…» — его мысли текут…

И вдруг что-то, из лагерного фона выпирающее, от мыслей этих важных его отвлекает…

И имеет место в непосредственной близости от него.

— СМММИРНАА!! СМММИРНАА!!!

Фокусирует внимание свое — медленно, тяжко — Евгений Петрович с мира внутреннего на мир наружный, постылый…