Одна Тигра верно поняла, что после всего увиденного я уже ничему не удивляюсь и могу допустить любые варианты в «выражении себя». Кристина серьезно растолковала, что сейчас каждый актер должен придумать для себя какой-то образ, который нужно донести путем работы с вон тем венским стулом. К примеру, она, Тигра, будет изображать бездомного, поэтому станет жалобно оглядываться и целиком спрячется под стул. М-да…

— Так. Время истекло. Все свободны. До следующей репетиции, — скомандовала режиссерша, к счастью, до того как пришла моя очередь работать со стулом. — Катерина, останьтесь. Будем работать индивидуально.

Труппе не терпелось обсудить события сегодняшнего дня, поэтому ребята моментально покинули зал. Шепнув Тигре, чтобы не спускала глаз с Кира, я вернулась к Зинаиде Максимовне.

— Ну как? — спросила режиссерша.

— Ужас, — честно призналась я. — Никогда не думала, что стать актрисой так тяжело.

— Нелегко, — серьезно согласилась режиссерша и тут же постаралась свести все к шутке: — Теперь вы понимаете, почему каждый студиец у меня на вес золота? Были бы какие другие девочки — ладно, а тут настоящие актрисы! Столько труда вложено… — Тут Зинаида Максимовна снова помрачнела. — Я даже готова закрыть глаза на то, что вы просто балуетесь, а Анечка не тянет на главную героиню, отчего постановку можно считать сорванной. Но сохранять спокойствие, понимая, что Алла в опасности, я не могу. Вы — моя последняя надежда, Катерина.

— А вы — моя, — нашла подходящий момент для деликатных расспросов я.

— В смысле? — Жеманные нотки страдающей дамы моментально улетучились. — Нужна моя помощь? Я готова. Бездействие — самое страшное наказание для меня.

— Хочу поговорить о Кирилле. Непростой характер у парня, да?

— Вместо того чтобы искать девочек, вы изучаете чьи-то характеры! — взвыла Зинаида Максимовна, но тут же опомнилась. — Извините, это нервы. Что вам сказать о Кирилле? На самом деле он очень хороший. Просто хочет сразу всего одновременно и ужасно злится, не получая желаемого. Думаю, это возрастное. Пройдет со временем. Отчего именно он вас заинтересовал?

Я предпочла не отвечать, а продолжить расспросы:

— Он говорил, что пишет самостоятельные вещи. Если не ошибаюсь, для другого театра. Это так?

Зинаида Максимовна расхохоталась:

— Деточка, я была бы ужасно рада, окажись это правдой. Но, увы, те пьесы собственного сочинения, которые Кир предлагал нам к постановке, не выдерживают никакой критики. Нежизненно, наигранно. Слог неплохой, согласна. Но нельзя же говорить о том, что не зацепит зрителя. Понимаете? В общем, никакой другой театр, я уверена, точно так же, как и мы, не возьмет его пьесы. Кирилл ужасно расстраивается, когда я безоговорочно отказываюсь от постановки очередного его творения. Знаете, психологи определяют такое свойство психики человека как склонность придумывать себе оправдания. Думаю, Кир придумал себе этот другой театр. Нет, он не врал вам. Он и сам верит, что вещи на самом деле талантливые, просто не подходят конкретно нашей труппе. «Я пишу не для этого театра!» — это такое же оправдание для себя, как «Я пишу не для этого времени!». Все непризнанные считают себя гениями. Это известный факт. Кстати, я сейчас говорила только о тех сочинениях, которые Кирилл приносил мне в прошлом году. Его оформление хомутовских рассказов, я бы сказала, блестяще. Возможно, и новые самостоятельные произведения тоже будут таковыми. Кирилл очень талантлив. Просто самолюбие мешает ему отнестись к собственным работам критически и переделать их. Вы, похоже, мною недовольны. Обижаю, мол, бедного мальчика, не восхищаюсь его работами? Мол, радоваться надо, что не в подворотнях с матами и арматурой разгуливает, а писать пытается? Вы, наверное, считаете меня монстром?

— Нет-нет. Почему же?

По всему было видно, что для режиссерши это очень болезненная тема. Необходимую для себя информацию я уже получила и теперь не знала, как ответить таким образом, чтобы успокоить разбуженные моими расспросами эмоции.

— Все так считают, а вы нет?! — не успокаивалась режиссерша. — Это меня дисквалифицирует. А про Кира… Когда человек действительно талантлив, то подменять лестью здоровую критику — это преступление. Я знаю, что он способен на нечто стоящее, поэтому буду добиваться от него этого. Буду говорить правду в глаза и не считаю это жестоким методом. Как бы Кирилл не обижался. В конечном итоге он скажет мне спасибо.

— Я понимаю. — Пытаясь спастись от горячности режиссерши, я поспешила сменить тему. — Простите, мне нужно еще кое-что уточнить. Предположим, я всерьез занялась подготовкой к главной роли. Я получаю на руки пьесу, изучаю ее, учу текст, выслушиваю ваши негодования по поводу моих интонаций. И что, этого достаточно, чтобы выйти на сцену и влиться в спектакль? Я пытаюсь понять, с чем связана была для пропавших девочек работа над ролью. Что еще с ними происходило?

— Практически после каждого занятия мы с Кириллом и исполнительницами главной роли оставались на индивидуальные занятия. Вместе обсуждали образы. Находили красивые нюансы, изучали характеры их героев. Конечно, всякая роль обязывает к глубокому подходу и, по-хорошему, с каждым актером стоит проводить индивидуальную работу. Но я пока работала так только с главными героями.

Я принялась записывать.

— Конкретнее, что значит «углубленное изучение образа»?

Режиссерша посмотрела на меня как на безнадежную тупицу.

— Скажем так, у каждого поступка существуют скрытые мотивы, на которые автор пьесы лишь намекает. Их надо найти. У каждой сцены существует закулисная предыстория. Ее нужно представить. Кстати, и саму книгу Хомутова — не пьесу, а оригинальную книгу — для лучшего понимания пьесы стоит прочесть. Кир ведь во многом упростил авторские мысли.

Режиссерша порылась в столе и протянула мне очередные листочки печатного текста. На этот раз еще и ксерокопии.

— Это что? — не поняла я.

— Книжка Хомутова. Настоящую книгу практически не достать. Редкость. Поэтому Кир выпросил у автора файл и сделал распечатку.

Я насторожилась. По моим сведениям, у Хомутова имелось достаточно большое количество экземпляров книги. Почему он не подарил книгу театру, если подарил мне? И потом…

— Зинаида Максимовна, у вас ксерокопия. А где оригинал распечатки?

— У Аллы, я думаю, — растерялась режиссерша, почувствовав мое напряжение. — А что? Если я правильно поняла, умница Кир, наблюдая, что Алла не вполне справляется с ролью, решил помочь девочке лучше понять суть пьесы. Для этого он дал ей распечатку книги. Причем, что на Кира не похоже, сделал это весьма тактично. Не стал кричать на весь зал, что Алла плохо играет, а предложил помощь, так сказать, конфиденциально. Пораженная не свойственной Киру корректностью, Алла рассказала мне о его поступке. А я, в свою очередь, сняла ксерокопию с распечатки. Иметь под рукой оригинальную машинопись режиссеру не помешает.

Все это выглядело довольно подозрительно. Впрочем, вполне возможно, Кир и впрямь заботился о пользе для спектакля. Но почему же тогда он не попросил у Хомутова книгу?