— Вы слишком большое значение придаете пустякам, на вас это не похоже. Что побудило, спрашиваете? Безделье и скука. Все эти три месяца я была чем-то занята, а сейчас мне делать нечего, я и вспомнила о ней. Устраивает вас такой ответ?

— Ты правда училась вместе с ней, где?

— А что же вы у нее этого не спросили?

— Не увиливай. Я задал тебе вопрос и хочу знать на него ответ, так где вы с ней учились?

— В медицинском институте.

Ох, как мне не хотелось этого ему говорить, но ведь он может узнать от Наташи, если уже не знает. Только бы не спросил, в каком именно, что я ему тогда скажу?

— Значит, ты врач? Интересно! И какая же у тебя специальность?

— Кардиохирург, детский.

— Чем дальше, тем интереснее! Тогда зачем же тебе заниматься дизайном? Руки у тебя вроде бы не дрожат, что же ты не занимаешься своим делом?

— Из-за травмы, я не так давно попала в аварию.

— Травма чего?

— Головы.

— Звучит серьезно.

Он заглянул в свою чашку, она была пуста, и я занялась приготовлением кофе, вздохнув с облегчением, что допрос окончен. Но когда я налила ему свежесваренный кофе и села на место, то вдруг услышала следующий вопрос:

— Ну хорошо. С этим если и не все, то кое-что ясно, я, собственно говоря, просто так тебя расспрашивал, чтобы было что сказать Львовичу, если он опять начнет говорить об этом.

Не успела я мысленно охнуть — вот змей! — как последовал новый вопрос, заданный весьма жестким тоном:

— Как ты оказалась в кафе?

Что он, с ума сошел? Я же все ему русским языком объяснила! Подивившись такой явной тупости, я исполнилась терпения и ответила:

— Меня привел туда Сеня. Я же говорила вам.

— Какой еще Сеня? Ничего ты мне не говорила. А-а, да я тебя не про «Цаплю» спрашиваю, а про «Лимпопо»!

Я вытаращила в изумлении глаза:

— О чем вы? Какое еще «Лимпопо»? Да я понятия о нем не имею!

— Знаешь, дорогуша, ты когда врешь, то хоть запоминай, что именно говоришь. Ты же мне сама не далее как позавчера во всех подробностях описала, что присутствовала при том, как застрелили Аську. Теперь ты хочешь уверить меня, что это неправда? Но я навел справки и выяснил, что твой рассказ, скорее всего, соответствует действительности. Мы говорим с тобой о важных вещах, кончай придуриваться, не зли меня! Ты мне помогла разобраться в некоторых моментах, поэтому я готов относиться к тебе с терпением, но все имеет свои пределы, а терпение не моя добродетель.

— Вы бы сразу сказали, что спрашиваете о том кафе, где Аську убили, я даже не знаю, как оно называется, не посмотрела на вывеску.

— Да черт с ним, с названием этим, да и с вывеской тоже! Как ты могла оказаться в кафе, да еще в этот момент?

Я захлопала глазами, не понимая сути вопроса, от его агрессивного тона и напора у меня мешались мысли.

— Не понимаю, что значит — как могла? Просто вошла и села.

Он побагровел, помолчал некоторое время и повторил медленно, как для дефективной:

— Послушай меня, мы говорим о том, что твоя сестра хотела встретиться с каким-то человеком в кафе, и я знаю совершенно точно, что, идя на эту встречу, она никого не стала бы брать с собой, включая тебя. Тем не менее ты там оказалась, каким образом?

Я закусила губу, чувствуя, что попала в переплет.

— Я была там и все видела. Все, что рассказала вам, правда, я не солгала. Больше ничего сказать не могу.

— Как далеко ты сидела от Аськи?

— Не очень далеко.

— Наверное, не очень, раз все видела так подробно. А она тебя видела?

— Не знаю.

С минуту он смотрел на меня в упор, потом вроде бы смягчился.

— Хорошо, зайдем с другого бока, концы с концами у тебя не вяжутся. Ты говорила, что тебя опрашивала милиция, что было потом?

— Ничего. Они поговорили со мной, почти ничего не выяснили, удивились, что я такая тупая, и переключились на других свидетелей. Ах да! Я и забыла совсем. Там была какая-то пара, они сидели с другой стороны и запомнили внешность убийц, вот милиция на них и переключилась. А я ушла, пока на меня не обращали внимания. И все.

В глазах у Пестова зажглись какие-то непонятные огоньки, он насмешливо прищурился:

— И все, говоришь? А как же Аська? Я растерялась:

— А что Аська, ее же убили.

— Правильно, убили. Но ведь мертвые не растворяются в воздухе сами по себе, с ними надо что-то делать, не так ли? Значит, ты ушла, оставив в кафе труп сестры, и больше не интересовалась им, не забрала его из морга, не похоронила, ведь так выходит? В тот же день ты поселилась здесь, попала в поле моего зрения, и я знаю, что ни о каких трупах и похоронах ты не хлопотала, наоборот, была у меня на даче и уверяла, что ждешь со дня на день возвращения сестры. Как ты все это объяснишь?

Я поняла, что окончательно влипла. А все моя ущербная голова! Даже не продумала все аспекты авантюры, в которую ввязываюсь.

— Ну, что же ты примолкла? Есть ли хоть слово правды из того, что ты мне говорила?

Я вспыхнула:

— Есть! И не одно! Все, что я рассказала о трагедии в кафе, правда от первого и до последнего слова! Я только название кафе не знала, не посмотрела при входе. Да вы и сами знаете, что это правда, вы же сказали, что наводили справки.

— Ну, дальше, дальше! Я все еще не понимаю, как ты могла оказаться в кафе, сидела так близко от Аськи и она тебя не видела, ведь со зрением у нее все было в порядке.

— Видела она меня, просто не обращала внимания…

— Не верю! Не могла она не обращать на тебя внимания.

— Вы лучше слушайте, не перебивайте, мне и так непросто говорить. Видела она меня, вряд ли запомнила, но видела. Дело в том, что я… я не ее сестра, я вообще ей никто! Мы даже не были знакомы, я ее в кафе и увидела, не знаю, почему обратила на нее внимание, что-то в ней такое… Я еще подумала, что мы внешне чем-то похожи.

Алексей Степанович несколько мгновений смотрел на меня тяжелым взглядом, потом резко встал, с грохотом отшвырнул ногой табуретку, крутанулся по кухне и что есть силы кулаком врезал по стене.

— Вот оно! — выкрикнул он. — Вот оно!

Я смотрела на него угрюмо, не понимая и не разделяя его возбуждения. У меня было такое ощущение, что я опустошена, словно из меня силой вырвали что-то, что до сих пор хранилось глубоко внутри и что я не собиралась никому показывать. Страшный человек этот Пестов, страшный! Я даже Борису ничего не сказала, а этот выманил, хитростью и напором выманил из меня признание. Ишь радуется! Вспышка возбуждения, однако, у него уже погасла, и он сел на место, подняв отлетевшую табуретку.