Впрочем, вскоре выяснилось, что Рахул далеко не шел, всего лишь вернулся домой и лег спать, так что все успокоились, а на следующее утро Судха и Роджер улетели на Виргинские острова. В салоне самолета Судха почувствовала себя немного лучше, из иллюминаторов нещадно бил в глаза неестественно белый солнечный свет, «выбеливая» из памяти события вчерашнего дня, но, как только они приземлились в аэропорту Святого Томаса, воспоминания нахлынули на нее с новой силой. В ушах стояли злые слова, которые Рахул прошипел в микрофон, в глазах — его рука, с силой отталкивающая отца на глазах у собравшихся гостей…

Жизнь шла своим чередом, Роджер с Судхой вернулись в Лондон, но она не могла простить Рахула за унижение, которому он подверг ее родителей и ее саму в один из самых прекрасных дней их жизни. Даже когда она глядела на улыбающиеся лица с фотографий, где они позировали все вместе на зеленом газоне перед началом банкета, в голову ей лезла лишь пьяная, заплетающаяся речь брата и бессмысленный взгляд его красных глаз.

А спустя какое-то время Рахул и вовсе исчез, ничего не объясняя, даже не оставив записки. Родители сообщили ей, что однажды вечером он ушел и больше не вернулся домой. К тому времени они уже привыкли к его непредсказуемым выходкам, так что не придали значения его отсутствию. Правда, через несколько дней ма заметила, что зубная щетка Рахула исчезла со своего обычного места на полочке ванной комнаты, не хватало также одного из больших чемоданов, которые родители обычно использовали для поездки в Индию. Наверное, сын поехал погостить к кому-нибудь из своих друзей, решили они, а поскольку Рахул ни с кем их не знакомил, они представления не имели, куда он мог отправиться. Родители заявили в полицию о пропаже автомобиля, и его нашли на следующий день около автобусной станции во Фреймингеме. Роджер советовал им попробовать связаться с Еленой, но родители даже не знали ее фамилии.

Еще через неделю пришло письмо со штемпелем города Колумбус, штат Огайо. На конверте стоял лишь адрес — Рахул даже не удосужился надписать их фамилию. «Не ищите меня, — было написано в короткой записке, вложенной в конверт, — завтра я двинусь дальше. Я не желаю иметь ничего общего ни с кем из вас. Прощайте и забудьте обо мне навсегда». Родители недоумевали: как Рахул смог доехать до Огайо? У него ведь нет денег! Неужели он голосовал у обочины и проехал всю страну автостопом? Но еще через пару дней мать обнаружила, что ее драгоценности: золотые цепочки, браслеты, ожерелья и диадемы — символы преуспевания и богатства отца, которые должны были перейти по наследству будущей жене Рахула и которые она хранила в старых косметичках в ящике комода за кучей английских бюстгальтеров, — исчезли.

Через два месяца после того, как исчез Рахул, Судха обнаружила, что забеременела. Должно быть, это случилось во время медового месяца: в одну из тех жарких, страстных ночей в ее теле зародилась новая жизнь. Внезапно, после неприятных переживаний последних месяцев, в их жизнь пришла радость, а уж родители были вне себя от счастья и волнения. Во время беременности Судха часто вспоминала Рахула, возвращаясь мыслями в детство, заново переживая ту жизнь, которую Роджер, при всей его любви к ней, понять бы не смог. В течение трех первых месяцев Судха сильно страдала от токсикоза и от эмоциональных расстройств. Она как будто потеряла контроль над своими эмоциями — то плакала, уверенная, что полиция вот-вот обнаружит труп брата в какой-нибудь канаве, то смеялась, внезапно сердцем понимая, что Рахул сбежал из дома, чтобы попытаться найти свой путь в жизни. Однако он не вернулся домой к Рождеству, которое Судха и Роджер встретили с родителями, не вернулся и следующей весной, когда Судха родила в лондонском роддоме сына Нила. И постепенно она привыкла жить без него, знать, что у нее есть брат, но не общаться с ним.

Похоже, ее родители тоже привыкли к этому состоянию и больше не переживали так сильно, к тому же теперь у них был внук, в котором они не чаяли души. Они стали в Лондоне частыми гостями, приезжали при первой же возможности, видимо пытаясь по возможности залечить страшную рану, которую оставил их душах неблагодарный и никчемный сын. Мать Судхи часами просиживала у колыбели Нила, напевая ему те же бенгальские колыбельные, с умилением глядя на серьезное белокожее (в отца!) личико, обрамленное темными волосами, унаследованными от их семьи. После нескольких месяцев, проведенных дома, Судха вернулась на работу, вначале на три дня в неделю, потом на пять. Теперь она вновь уходила из дома в восемь тридцать, а возвращалась в шесть, забирая Нила у няни и проводя с ним всего лишь пару часов в день: вначале купая в ванной, а потом укладывая в кроватку на ночь. Судха корила себя за то, что уделяет малышу слишком мало внимания, однако пыталась утешить себя тем, что он еще слишком мал, чтобы понять, кто проводит с ним время. Но каждый раз при виде мамы глазки Нила загорались восторгом, и он начинал дрыгать ногами от счастья, как будто она была самым лучшим на свете существом.

В этот период, такой непростой, но такой счастливый, жизнь преподнесла ей еще один сюрприз. Как-то раз в холодный воскресный день Судха вернулась домой из магазина и вдруг увидела торчащее из почтового ящика письмо. На конверте стояло ее имя, надписанное рукой Рахула.

Судха вошла в прихожую, захлопнула за собой дверь и прислонилась к стене, оклеенной безвкусными коричневыми с золотом обоями, которые они с Роджером все не могли собраться и заменить. Она повертела в руках конверт, разглядывая округлые буквы, — какое простое, но убедительное подтверждение, что ее брат существует! У нее мелькнула мысль, что он не может знать ее нового адреса, но она тут же вспомнила, что во время последнего визита написала его на листке бумаги и прилепила к холодильнику. Скинув пальто, Судха на цыпочках вбежала по лестнице вверх, в детскую, и села у кроватки Нила. Малыш спал, не ведая о существовании неизвестного дяди, одна весточка от которого вызвала слезы на материнских глазах. На конверте стоял штемпель штата Нью-Йорк, какого-то из самых северных его городов. Судха вытащила атлас и нашла город на карте. Практически рядом с Итакой? Странно! Она предполагала, что Рахул уехал гораздо дальше, в Орегон или в Калифорнию, и никак не могла представить, что он вернется туда, где когда-то потерпел такую тяжелую жизненную неудачу. Долго сидела Судха, вертя конверт в руках, а потом разорвала его и вытащила листок бумаги, отпечатанный на машинке:

Дорогая сестричка, диди!

Надеюсь, что ты получишь это письмо. Прежде всего, я хотел бы извиниться перед тобой. За все. Знаю, что я страшно облажался, но сейчас моя жизнь, похоже, начинает налаживаться. У меня хорошая работа в ресторане, я теперь повар. Пока ничего особенного приготовить не смогу, но мои омлеты все хвалят. Еще я пишу новую пьесу. Я показал ее одному чуваку, режиссеру театра в Сиракузах, и он сказал, что, конечно, ее надо доработать, но что у меня явный талант! Я живу с Еленой — помнишь ее? Мы опять вместе, и я уговорил ее переехать сюда, на север. Кристалл уже ходит в пятый класс, а Елена устроилась на работу в отдел кадров местного университета. Думай о ней что хочешь, но именно она заставила меня бросить пить. Поэтому, как я сказал, жизнь у меня налаживается. Все равно, прости меня. Надеюсь, что Роджер тоже простит, что я вел себя как придурок на вашей свадьбе. Я очень рад за вас, ребята. Хотелось бы приехать в Лондон повидать вас, если это удобно. Я скопил немного денег, и у меня будет небольшой отпуск этим летом. Полагаю, ты не станешь сообщать об этом письме родителям.