Судха так и застыла, сжав в руке чайные ложки. Комната в очередной раз погрузилась в тяжелое молчание, даже воздух как будто разрядился, и Судхе пришлось опереться рукой о стол, чтобы сохранить равновесие. Она растерянно взглянула на обручальное кольцо, красующееся на ее безымянном пальце, и в голове у нее промелькнула мысль, что у брата нет денег даже на то, чтобы купить невесте колечко, и, что если он женится, жить ему будет совершенно не на что. Черный чай «Дарджилинг», привезенный из Индии специально для торжественных случаев, перестоял в чайнике, и его пришлось вылить. Красновато-коричневые пантуа сиротливо ютились в своей миске.

― Но это невозможно! — вдруг резко сказал отец, поднимаясь на стуле и в первый раз нарушая молчание, которое он хранил, как показалось Судхе, не один год.

― А что в этом невозможного? — спросил Рахул. Он все так же обнимал Елену за плечи, указательным пальцем поглаживая ее шею.

— Ты еще не мужчина, ты — мальчишка. У тебя нет карьеры, нет цели в жизни, нет пути! Ты не имеешь права жениться. Тем более что эта женщина, — продолжал отец, впервые давая понять, что вообще заметил присутствие Елены, — эта женщина настолько старше тебя, что вполне могла бы быть твоей матерью.

Несколько секунд отец и сын смотрели друг на друга — внешне спокойные, как будто наконец-то достигшие понимания. Но Судха знала, что на самом деле все обстоит наоборот: отец объявил сыну войну и сын принял вызов.

— Ты — сноб, — медленно произнес Рахул. — Ты просто жалкий старый сноб, и ничего больше. — В его голосе не было злости или гнева, которых ожидала Судха. Одним плавным движением Рахул поднялся из-за стола, вытянув из-за него и Елену, как будто его рука была для нее магнитом, поднявшим ее вверх и поставившим на ноги. Не говоря ни слова, они вышли из комнаты. Хлопнула входная дверь, а потом Судха услышала, как машина Елены отъехала от дома. Мать повернулась к столу и налила всем свежего чая.

— Я вот тут подумал, — сказал отец, задумчиво глядя на Судху и во второй раз нарушая молчание. — Про тот ресторан, где у нас будет прием. Там есть бар?

— Во всех ресторанах есть бары, баба.

— Я беспокоюсь из-за Рахула. Когда он в таком состоянии, он не может контролировать… — Отец запнулся, не зная, как лучше выразить свою мысль словами. — Не может контролировать себя.

Судха закрыла глаза, стараясь сдержать слезы. Она давно ждала, когда ее родители, наконец, осмелятся публично признать, что их сын страдает алкоголизмом, но в ту минуту и в особенности после того, что произошло, ей вдруг стало невыносимо слушать отца.

— Может быть, перенесем банкет в другое место? — предложила мать. — Куда-нибудь, где не будут наливать спиртное?

— Сейчас поздно что-то менять, — твердо сказала Судха. — К тому же это нечестно по отношению ко мне и ко всем гостям. — Судха и Роджер и сами собирались выпить вина на собственной свадьбе, и почему они должны себя ограничивать? Зачем из-за Рахула наказывать всех гостей?

— А ты могла бы попросить его не пить в тот день? — с надеждой обратилась к ней мать.

— Нет! — отрезала Судха, отталкивая стул и вставая. Она вертела в руках чайную ложку и сейчас в сердцах метнула ее на пол. Впрочем, ложка упала на ковер, застилавший пол в гостиной, и даже не звякнула. — Не могу я больше с ним говорить. Ничем не могу ему помочь. Почему я должна все время чинить прорехи, которые вы тут сами создаете? — И с этими словами она в слезах вылетела из комнаты так же, как ее брат несколько минут назад.

В день банкета Рахул сказал ужасный тост. Он хотел поднять бокал в честь молодоженов, но через несколько минут Судхе оставалось только молиться, чтобы он поскорее сел на место. На банкет Рахул явился без Елены. После случившегося скандала он вернулся поздно вечером расстроенный, злой и какой-то встрепанный. Судхе ужасно хотелось узнать, порвал ли он Еленой, но она не решилась спросить. Они с братом фактически не разговаривали, Судха даже не знала, придет ли он на банкет, но Рахул появился за час до начала церемонии, занял свое законное место вместе с семьей, приветствовал гостей и провожал их к накрытым столам. Почти все гости были бенгальскими друзьями их родителей, за исключением нескольких школьных подруг Судхи. Со стороны Роджера не приехал никто.

Рахул начал произносить тост бодрым голосом, но скоро сбился с мысли, слова его стали неразборчивыми, а мысли путаными. До банкета отец поговорил с барменом и предупредил его, чтобы сыну много не наливали, даже заплатил ему за это сверху, однако Судха была уверена в том, что такими смехотворными мерами Рахула не остановишь. В заднем кармане джинсов ее брат постоянно носил флягу с виски — другие мужчины носят там бумажники, — так что те два бокала шампанского, что он выпил вместе со всеми, были лишь небольшой разминкой перед «основным приемом». Рахул зачем-то стал рассказывать случай из детства Судхи, когда во время каникул в Бар-Харбор ей надо было срочно в туалет, а вокруг не было ни одной заправки. Похоже, он сам не помнил, чем кончилось дело, потому что вдруг закрыл глаза и застыл на месте. Сидевший рядом с ним отец встал и что-то прошептал Рахулу на ухо, жестом приказывая ему сесть.

— Отстань, я еще не закончил речь! — вдруг громко и внятно произнес Рахул, и сидящие за столом гости рассмеялись, думая, что отец и сын заранее приготовили для них комическое представление. Микрофон внезапно произвел оглушительный скрипящий звук.

Отец взял Рахула за локоть, потянув его вниз, и Рахул сморщился и оттолкнул его локтем.

— Не… смей… трогать меня! — прошипел он в микрофон, который многократно усилил его слова, раскатив их эхом по залу.

Один из близких друзей родителей вскочил, чтобы произнести следующий тост, но Судха уже не слышала его; она сидела опустив глаза, стараясь не разрыдаться. Она чувствовала косые взгляды гостей, осами проносящиеся над тарелками, наполненными кусками розового тандури, видела, как брат поднялся и, пошатываясь, направился к бару. Позже, когда она отправилась на поиски Рахула, его уже не было в зале, а его машина исчезла с парковки. Она сообщила об этом родителям и приготовилась к очередному визиту в полицейский участок. Свадьба тем временем набирала темп, и посреди веселого переполоха искать Рахула было некому, но, как ни странно, без него родители начали постепенно приходить в себя. Только Судха никак не могла успокоиться, и Роджер, который и сам выпил слишком много шампанского, уговаривал ее не волноваться.

— У него сейчас тяжелый период, — сказал он. — Оставь его, он еще просто очень молод.

Судха молча взглянула на доброе, рассудительное лицо мужа. Ей хотелось крикнуть: «А потом будет поздно!» — но она опять сдержалась: она ведь так и не рассказала Роджеру о том, что именно она начала спаивать брата, и этот факт теперь страшно мучил ее. Ведь она покупала брату пиво, она научила его прятать у себя в комнате алкоголь. Но как признаться в этом Роджеру? Судхе пришло в голову странное сравнение: подобно картине Ван Эйка, где маленькое зеркало, висящее на задней стене, отражало скрытые от глаз зрителей тайны, в ее жизни существовали передний — открытый — план, и задний, куда она старалась не пускать никого, даже мужа. И действительно, зачем усложнять себе жизнь? А вдруг он обвинит ее в том, что случилось, или начнет осуждать Рахула?