«Дай ему время, – сказала она себе. – Вчера вечером ты вела себя с ним совершенно ужасно».

– Мне кажется странным и то, как они делают это, – продолжала она. – Словно украдкой.

Он пожал плечами:

– Ну как тут можно сказать наверняка? Никогда не знаешь, что творится в голове у другого человека.

– Что верно, то верно. Но мне все же не стоило так огорчаться из-за случая на фабрике. Извини меня.

Натан кивнул и вернулся к своему занятию – смотреть в окно. Между ними уже не было того чувства близости, что прежде, но, по крайней мере, они разговаривают.

Они сделали остановку на обед в Гэллапе и поели, сидя в грузовике, куда им принесли еду. Бумер понюхал свой бургер и сделал было попытку съесть его, но не слишком преуспел в этом. Дженнифер с тревогой смотрела на него.

– Он все еще, кажется мне, не совсем в форме, – сказала она. – Хорошо, что у нас сегодня не день развлечений.

– Послушай, я же сказал, что мне очень жаль, – произнес Натан сквозь стиснутые зубы. – Не можем ли мы оставить эту тему?

Она откинулась на спинку сиденья.

– Я вовсе не имела в виду, что… – Дженнифер оборвала себя на середине фразы. – Ладно, забудь.

Они завершили обед в полном молчании. Пока Натан подстраивал под себя сиденье и зеркала, Дженнифер собрала остатки гамбургера Бумера и придирчиво осмотрела его десны. Они показали ей немного бледными, но синевы не обнаружилось, а спрашивать мнение Натана на этот счет она не стала. Дженнифер старалась не расстраиваться из-за его плохого настроения, было очевидно: он еще переживает по поводу вчерашнего. Но трудно было не почувствовать, что это не сулит ничего доброго их отношениям. А она только начала верить в то, что у них что-нибудь, да получится. Натан не похож на Вика. Может, она знает его не очень-то хорошо, но в этом уверена наверняка.

Ведя машину по трассе, Натан чувствовал, что у него сжаты зубы. Все – дорожные знаки, другие машины, даже сама дорога – раздражало его. С какой это стати жизнь продолжается, словно не случилось ничего особенного, если его собственная жизнь полетела вверх тормашками? Джулия хотела, чтобы он выведал правду о Бумере как можно скорее, а у него до сих пор нет ни малейшего представления о том, как это сделать. Можно, наверное, было пойти ва-банк и обратиться к Дженнифер с прямым вопросом. Это, разумеется, сэкономило бы много времени, но не было ни малейшей гарантии, что Дженнифер во всем признается. Если она всю дорогу врала, то с чего бы ей вдруг взять да перестать? Добиться от нее чистосердечного признания будет очень непросто. Чем дольше все продолжается, тем больше вероятность того, что она понимает, что происходит.

Когда Дженнифер рассказала ему о диагнозе Бумера, Натан подумал, что она оказывает ему доверие – ведь она поделилась с ним чем-то очень личным. А теперь он не знал, что и думать. Было ясно: ей не хочется говорить на эту тему, но по какой причине? Потому что это больно или же она хочет сбить его со следа? Теперь она знает, кто такой Натан. И, возможно, считает нужным заручиться его сочувствием – и вероятность того, что он станет проверять, правдива ли ее история, уменьшится.

Нужно было быть более осмотрительным.

Теперь же, когда ему за это платили, его репортерский инстинкт напомнил о себе. Внезапно все, о чем она говорила ему со времени их первой встречи, приобрело зловещее значение. Она умудрилась сказать, что предпочитает колонке его другие статьи. Что это, грубая лесть, при помощи которой она хочет убрать его со сцены? А чего стоит ее давешнее замечание о том, что он не знает о ней всего? Может, она хотела дать знать ему о чем-то важном, чего он, будучи слеп, просто не способен видеть?

Пришла пора вернуться к исходной точке. Является ли путешествие Дженнифер всего лишь деловой поездкой во славу ее агентства? Если здоровье Бумера не так уж и плохо, то зачем так нагло требовать сочувствия к себе и собаке? Число людей, подписанных на «Список предсмертных желаний Бумера», которым могут потребоваться услуги пиар-компании, очень незначительно. Конечно же, существуют гораздо лучшие способы, с помощью которых «Комптон/Селлвуд» может увеличить свою долю на рынке, чем подрыв доверия людей. Если Джулия права и все это мистификация, то, когда правда выйдет наружу, ответная негативная реакция на нее будет мощной.

С другой стороны, особы, подобные Дженнифер, не бросают все и вся и не отправляются в поездки через всю страну без какой-либо на то причины. Она занимает одну из ключевых должностей в своем агентстве; отпустить ее, пусть даже ненадолго, значит создать немалые трудности и для сотрудников, и для клиентов. Он даже погуглил ГКМП и обнаружил, что она правильно назвала симптомы. Пес вряд ли страдает этой болячкой, но ничего невозможного тут тоже нет. Проблема, как понял Натан, заключается не в том, что ее история – вранье, а в том, что он не хочет, чтобы она им оказалась. И это лишало его уверенности в правильности своей оценки реального положения дел. Если он собирается взяться за работу, предложенную Джулией, то должен взвесить все «за» и «против» с беспристрастностью человека, столкнувшегося с такой вот ситуацией. А если он не способен сделать этого, то нужно звонить Джулии и просить ее перепоручить задание кому-то другому.

– Я рада, что ты больше не пишешь свою колонку, – сказала Дженнифер.

Это странное замечание неприятно поразило Натана, он словно получил удар под дых. Его передернуло, и он так резко крутанул руль, что грузовик выехал на обочину.

Дженнифер схватилась за ручку дверцы.

– Что это было? Что случилось?

– Прости, – сказал он. – Я увидел что-то такое на дороге.

Она оглянулась и посмотрела через заднее стекло:

– Ты уверен? Я ничего не вижу.

– Наверное, какая-то зверушка пробежала, – сказал Натан. – Не волнуйся.

Она положила руку ему на плечо:

– Ты устал? Хочешь, я сяду за руль?

– Нет, со мной все хорошо. – Он дернул плечом, и Дженнифер убрала руку. – Почему ты это сказала?

– Ты о чем?

– Ты сказала, что рада тому, что я больше не занимаюсь колонкой.

– О! Просто подумала, что тебе следует написать книгу, скажем, об этом вот путешествии. Ты очень талантлив, но колонка у тебя неприятная, она не похожа на тебя.

Натан присвистнул:

– Написать книгу? Ты шутишь?

– Почему бы и нет? Тебе не хочется сделать это?

– Конечно, хочется, как и любому другому человеку.

– Ты хорошо пишешь. И способен на боль-шее.

– То есть ты предлагаешь мне использовать мой талант во благо, а не во зло?

Она нахмурилась:

– Дело не в этом. Но лучше давать людям что-то радостное и жизнеутверждающее, а не делать их циничными и несчастными, каким становишься ты, работая над этой колонкой.

– Это входит в мои должностные обязанности, – сказал он. – А всю жизнерадостную шумиху я оставляю святым.